Евгений Примаков. Человек, который спас разведку - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Млечин cтр.№ 21

30 апреля 1970 года Примаков был назначен заместителем директора Института мировой экономики и международных отношений Академии наук. Ему было всего сорок лет, для его возраста это была прекрасная научная карьера. ИМЭМО считался самым влиятельным и солидным институтом в сфере общественных наук.

Николай Иноземцев был самый молодой в ту пору академик. Примакова стал де-факто его первым заместителем. Иноземцев дорожил Примаковым. Они проработали вместе практически двадцать лет.

ИМЭМО пытался заниматься политическим и экономическим прогнозированием. Здравые оценки развития западной экономики, ясное дело, не совпадали с партийной пропагандой, которая обещала на политзанятиях скорый крах мирового капитализма. В 1971 году заместителя директора института Примакова вызвали в ЦК – объясняться на сей счет.

«Один из читателей нашего журнала, – вспоминает Примаков, – отставной генерал НКВД, пожаловался в ЦК на то, что во всех сценариях развития экономики до 2000 года фигурирует „еще не отправленный на историческую свалку“ капиталистический мир. Нас обвинили в ревизионизме, и пришлось писать объяснительную записку в отдел науки ЦК».

Иноземцев и Примаков верили в научно-технический прогресс. Думали – это рычаг, который двинет страну вперед. Институт писал записки в правительство с предложениями дать предприятиям свободу, отменить монополию внешней торговли, позволить производителям самим выйти на внешний рынок, но эти идеи не воспринимались.

К директору Примаков относился с пиететом, обращался исключительно на «вы» и по имени-отчеству: Николай Николаевич. Иноземцев много раз предлагал перейти на «ты»:

– Да брось ты, Женя, эти церемонии.

Примаков соблюдал политес. Это восточное воспитание.

Когда он только пришел, академические коллеги настоящим ученым его не признали, считали всего лишь умелым журналистом. Пренебрежительно говорили, что Примаков защитил докторскую диссертацию по книге – причем одной на двоих с журналистом Игорем Беляевым. Примаков и Беляев, тоже правдист, написали толстую книгу «Египет: время президента Насера» и решили на ее основе защитить докторские диссертации. Но это была тактическая ошибка: докторские диссертации – в отличие от книг – в соавторстве не пишутся. Ученый обязан продемонстрировать творческую самостоятельность.

Вспоминает один из сотрудников ИМЭМО:

– Они с Игорем Беляевым, два арабиста, принесли в институт совместную работу и хотели защититься. Им, как полагается, устроили так называемую предзащиту – это обязательное широкое обсуждение. Накидали множество замечаний, народ даже хихикал по поводу этого соавторства. Примаков и Беляев все правильно поняли, разделили свой труд, представили диссертации в новом виде и оба успешно защитили докторские…

Когда Примаков пришел в институт, достаточно было скептических настроений:

– Да кто он такой? Журналист (это слово научные работники произносили с оттенком пренебрежения)? А что он понимает в настоящей науке?

Но эти разговоры быстро закончились. Все увидели, что Примаков умелый организатор, а в академическом институте это редкость, потому что, как мне говорили его коллеги, «гениев много, а работать никто не умеет и не хочет». Он знал ближневосточный конфликт во всех его подробностях, во всех его скрытых и открытых сторонах, понимал подводные течения и взаимосвязи, со многими политиками, игравшими ключевую роль на Ближнем Востоке, был знаком лично.

Важно было и то, что Примаков пришел в институт, имея за спиной несколько лет работы за границей, причем в разных странах. В советские времена далеко не все ученые-международники видели страны, о которых писали. Многие доктора наук из Института мировой экономики и международных отношений за границей никогда не были. Во-первых, тогда вообще мало ездили, во-вторых, хватало и невыездных ученых, которых КГБ по анкетным причинам или же из-за «сомнительных» высказываний не разрешал выпускать из страны.

В Институте мировой экономики и международных отношений работал Георгий Ильич Мирский, один из лучших знатоков исламского мира. Они с Примаковым вместе учились. Евгений Максимович называл его «самым большим авторитетом». Мирский был у Примакова тамадой на банкете по случаю защиты докторской диссертации.

Мирский был невыездным тридцать лет. Писать об исламских странах ему позволяли, а посещать их – нет. Пускали его только в социалистические страны. Во время совместной поездки в Будапешт Примаков объяснял ему:

– У нас выезд в капстраны – это привилегия, ты же знаешь, и она дается только лояльным людям.

Желая помочь, опытный Примаков советовал Мирскому присмотреться к друзьям:

– Кто-то из близких к тебе людей стучит на тебя.

Мирский ответил:

– Женя, я не буду гадать, не буду даже об этом думать, иначе как я смогу жить?

Люди, которые работали с Примаковым в институте, называли его «Эжен». За глаза, разумеется. В глаза – по имени-отчеству, или «Женя» – кто поближе. А за глаза – «Эжен». Это не панибратство. Это отражало и теплое отношение коллег, хотя он бывал и строг. В институте быстро оценили его личные качества.

Когда после арабо-израильской войны в октябре 1973 года на Западе разразился энергетический кризис, Примаков возглавил работу по его изучению. Этот труд вышел под названием «Энергетический кризис в капиталистическом мире». Ситуационные анализы узловых проблем современности проводились в ИМЭМО постоянно.

Примаков был автором и редактором закрытых работ – то есть докладов и справок, снабженных грифом секретности и предназначенных исключительно для сведения начальства. Сотрудники института, опираясь на западные оценки состояния советской экономики, рисовали близкую к истине картину. Сила института состояла в том, что мировые дела сравнивались с нашими, и тогда становилось ясно, почему страна живет так плохо. Когда Примаков перешел в академический институт, он рассказывал друзьям:

– Знаешь, я за полгода узнал больше, чем за всю жизнь.

Иноземцев и Примаков превратили институт в мозговой центр для ЦК КПСС. Примаков стал видной фигурой в среде партийной интеллигенции, которая пыталась подтолкнуть руководство страны к разумному курсу. Работа в институте нравилась Примакову. Но в какой-то момент он почувствовал, что ему тесно в кресле заместителя директора. Он стал подумывать об уходе из института. Ему хотелось развернуться.

В конце 1976 года в институте заговорили, что Примаков уходит. Генеральный директор ТАСС Леонид Митрофанович Замятин, входивший в брежневское окружение, предложил ему должность своего заместителя. С номенклатурной точки зрения это было немалое повышение – должность приравнивалась к заместителю союзного министра, да еще в таком идеологически важном учреждении, да еще под крылом Замятина.

Вспоминает нынешний директор ИТАР-ТАСС Виталий Игнатенко:

– Примакова пригласили работать в ТАСС, и он почему-то решил со мной посоветоваться, стоит ли ему идти. Он пришел ко мне – я был тогда заместителем генерального директора – и спросил в лоб: как ты считаешь, надо мне сюда идти? Я представил себе, как такой блестящий ученый, душа общества – он был красивый, представительный – придет сюда, сядет, начнет с утра до вечера читать ленты информационных сообщений, быстро-быстро постареет… Может быть, он станет когда-нибудь генеральным директором, но зато не будет ученого Примакова. И я очень деликатно ему сказал: «Наверное, все-таки наука лучше».