1 марта заместитель председателя КГБ В. Ф. Лебедев пригласил меня на встречу с работниками идеологического отдела ЦК КПСС. Раньше нас туда не подпускали на средний радиус действия ракеты, а теперь, видите, им захотелось послушать наши оценки обстановки в стране. В большом здании на Старой площади жизнь еле-еле теплилась, будто хозяева уехали далеко и надолго. Заведующий отделом, мужчина лет 40 с небольшим, уже успел отрастить животик, туго натягивающий рубашку. Пуговицы еле держались, петли стали уже тройной величины от постоянной нагрузки. Удивляюсь, почему мне в глаза лезут такие детали. Про себя отмечаю, что все идеологи, вроде Лойолы, Геббельса, Суслова, были тощими и аскетичными. Их, наверное, пожирал огонь внутренней страсти. Этот не из тех. Скорее охоч до вкусненького и до «клубнички». Проходим в зал, где собралось человек 30–40, из них три женщины, по виду – не фанатички веры.
После своего начальника говорю в течение минут пятнадцати, страстно и убежденно выступая за Союз, бросая им в глаза обвинение в пассивности и безразличии по отношению к процессу развала Союза, призывая сделать все за оставшееся время до назначенного на 17 марта референдума о судьбе единства Отечества. Аудитория явно шокирована, удивлена. Люди мямлят, благодарят «за помощь», задают очень вялые вопросы. Слушатели с застиранными лицами похожи на испуганных кроликов в клетке. «Куда им, – думается мне, – вздыбить Россию на референдум! Им бы решить личный вопрос, подошел ли час бежать из этого здания или еще подождать малость, авось Бог пронесет». И здание, и люди напомнили мне сложившийся стереотип Зимнего дворца в далеком октябре 1917 года.
Я шел через площадь к себе на работу, а в сердце дотаивали последние крупицы надежды на возрождение партии. А я ведь один из 20 млн членов партии, которые верили в высокие идеалы коммунизма, каким представляли его себе поколения и поколения обездоленных, добрых, открытых людей – от Христа и до наших дней.
В воскресенье, 10 марта, по всей стране прокатилась волна митингов протеста против референдума. Вообще митинги, акции, забастовки наползают друг на друга. Никто ни с чем не согласен, временами даже с самим собой. Референдум – это предлог, на самом деле идет борьба за власть. Подавляющая масса лозунгов снова или хулит Горбачева, или хвалит Ельцина. В Москве на той же Манежной опять собрались 120 тыс. Это очень много! По другим городам цифры участников значительно скромнее: в Ленинграде – 50–70 тыс., Нижнем Новгороде – 10 тыс., Волгограде – 6 тыс., Самаре – 6 тыс., Саратове – 2 тыс., Свердловске – 23 тыс., Омске – 600 человек, Челябинске – 4 тыс., Владивостоке – 5 тыс. и т. д. Оппозиция явно организуется быстрыми темпами. Все митинги направлялись и управлялись приехавшими из Москвы народными депутатами блока «Демократическая Россия». К интеллигенции начинают примыкать рабочие. Еще пару лет назад шахтеры выгоняли политагитаторов, пытавшихся примазаться к забастовочному движению. А теперь иначе. Угольщики почти повсеместно требуют отставки Горбачева и его окружения. Главным помощником оппозиции является сам первый и – теперь уже ясно – последний президент СССР, неуверенный, непоследовательный, недалекий. Вылитый царь Федор, сынок Ивана Грозного.
Подошли информационные материалы из ЦК партии, из которых видно, что 5 марта Горбачев опять собирал высший эшелон руководства КПСС (секретари обкомов, крайкомов и пр.). Долго и сладко рассказывал о своей недавней поездке в Белоруссию, и выходило, что и любит его народ, и слушает, и даже понимает. А слушатели упорно подводили его к разговору на тему «почему же власть рушится?», и он не хотел говорить об этом. Так и разошлись, как и собрались: без слез, без горя, без любви. Пустые «мероприятия» вели к деморализации даже высшего эшелона партийного руководства.
17 марта был проведен наконец референдум о сохранении Союза ССР в обновленном виде. Результаты голосования оказались выше самых оптимистических ожиданий. Народ высказался в пользу сохранения единого государства. В РСФСР в голосовании приняло участие 75 % избирателей, 71 % из которых высказались «за», на Украине соответствующие цифры составили 83 и 70 %, в Белоруссии – 83 и 83 %. В остальных республиках проценты были еще выше. В шести республиках: Литве, Латвии, Эстонии, Молдове, Грузии, Армении – всесоюзный референдум блокировался местными властями, против участвующих в голосовании был развязан моральный террор. И все-таки в Латвии к урнам пришло свыше 500 тыс. человек, в Литве – более 600 тыс., в Молдове – более 800 тыс. Конечно, голосовавшие принадлежали к наиболее политически активной части русскоязычного населения, но их не назовешь «незначительными группами пенсионеров».
Казалось бы, что еще нужно было политическим руководителям для сохранения СССР? Высшая воля народа была высказана ясно и недвусмысленно. Оставалась самая малость: отлить результаты референдума в законы, запрещающие проповедь сепаратистских взглядов, квалифицирующие как антинародные действия, ведущие к развалу Советского Союза. Ничего этого не было сделано. Союзная власть не использовала исключительно благоприятную обстановку для спасения единого Отечества. Захваченная круговертью политиканской борьбы, она быстро забыла итоги всенародного опроса, а оппозиция после короткого замешательства вновь безнаказанно стала подкидывать головешки в костер сепаратизма. Воля народа была нагло попрана!
Теперь, вспоминая те дни, нельзя не заметить, что москвичи в ходе того же референдума голосовали по вопросу о введении выборной должности мэра Москвы. Большинство жителей столицы поддержало эту идею, в своей основе демократическую. Но каково же было разочарование, когда первый избранный мэр Москвы Г. Попов вскоре подал в отставку и на его место был уже назначен указом президента России Ю. Лужков. Опять по воле народа прогулялись в грязных сапогах диктата. Не приходится удивляться, что авторитет любой власти, обращающейся таким образом с суверенной волей народа, будет неизменно падать.
Конец марта прошел в особо взвинченной обстановке, потому что предстоял съезд народных депутатов России. Среди народных депутатов не было той проельцинской эйфории, которая стала характерна для «послепутчевой» атмосферы. «Бульдозерный» характер Б. Ельцина начинал пугать все больше и больше его вчерашних сторонников. После этого драматического интервью телевидению с объявлением войны Горбачеву 19 февраля 1991 г. в Верховном Совете России произошел открытый раскол. Шесть видных руководителей законодательного органа выступили с публичным письмом, в котором отмежевались от политической линии Председателя Верховного Совета РСФСР. На митингах сторонники Ельцина носили лозунги вроде «Президентской шестерке не перебить российского туза». Предстояла «разборка», тем более что Б. Ельцин публично пригрозил расправой с новоявленными диссидентами. Для подкрепления своих позиций он поехал в Ленинград на Кировский завод, где шесть часов ходил по цехам, провел девять митингов, демонстративно пообедал в рабочей столовой за 1 руб. 20 коп., как сообщили услужливые журналисты, и в целом добился своего, сорвав аплодисменты рабочей аудитории. Он самочинно списал 128 задолженности завода центру (не думая о законности такой меры), призвал коллектив переходить в подчинение РСФСР, обещал полную самостоятельность предприятию, сказал, что выделит валюту для закупки на Западе дизельных моторов для мини-тракторов. Похлопал директора по плечу, сказав: «Ты наш парень, мы тебе доверяем!»