Сикоракса встала, приблизилась к мужчине, подняла руку, словно желая коснуться его обнажённой груди, но вдруг отпрянула. Калибан зашипел и присел на корточки, выгнул спину, свесил перепончатые лапы между могучими ногами, прижав ладонями к полу, и злобно вытаращил глаза. Однако продолжал оставаться там, где ему было велено.
– Тебе известно, – мягко промолвила хозяйка, – я не могу послать сына предупредить Сетебоса-отца о Тихом.
– Мне известно, что эта… тварь… тебе вовсе не сын, – возразил Никто. – Ты создала его из дерьма и бракованной ДНК в баке зелёной слизи.
Чудовище со свистом втянуло воздух и снова зачастило свою жуткую тарабарщину. Сикоракса знаком велела ему замолчать.
– Знаешь ли ты, что твои друзья-моравеки прямо сейчас поднимают на орбиту более семисот чёрных дырок? – осведомилась она.
Мужчина пожал плечами.
– Не знал, но буду рад, если так.
– Откуда взялся этот груз?
– Тебе виднее. Семьсот шестьдесят восемь боеголовок с чёрными дырами? Есть лишь одно место.
– Невозможно, – отрезала ведьма. – Я заключила затонувшую посудину в силовой кокон около двух тысячелетий назад.
– А мы с Сейви раскрыли его больше века назад, – ответил Никто.
– Да, я наблюдала, как вы с этой сучкой возились со своими смехотворными замыслами, – произнесла Сикоракса. – Какого чёрта вы чаяли достичь, устраивая туринские подключения к
– Это была подготовка, – сказал мужчина.
– К чему? – засмеялась хозяйка. – Мечтаешь устроить встречу двух человеческих рас? Это же несерьёзно. Греки, троянцы и весь их род слопают ваших беспомощных «старомодненьких» и не подавятся.
Гость пожал плечами.
– Отмени войну с Просперо, а там посмотрим. Сикоракса с грохотом опустила винный кубок на прикроватный столик.
– Оставить поле битвы престарелому выродку? – рявкнула она. – Ты, наверное, шутишь?
– Нет, – отвечал Никто. – Существо, называющее себя Просперо, выжило из ума. Дни его сочтены. Спасайся, пока и тебя не обуяло безумие. Давай покинем этот край, Цирцея. Только мы с тобой.
– Покинуть? – глухо и недоверчиво переспросила ведьма.
– Я знаю, твой остров оснащён термоядерными двигателями, а также генераторами чёрных дыр. Мы можем улететь к далёким звёздам, выше звёзд. Если вдруг одолеет скука, шагнём сквозь портал Калаби-Яу и предадимся телесным утехам в любом уголке вселенной, на любом из витков истории. Мы будем сменять века и тела подобно тому, как другие меняют одежды, будем перемещаться во времени, чтобы участвовать в собственных постельных сценах. Воздуха и еды здесь хватит на тысячу лет – даже на десять тысяч, если захочешь.
– А ты не забыл кое-чего?.. – Сикоракса встала и вновь принялась ходить. – Ты же кратковечный. Лет через двадцать мне придётся кормить тебя с ложечки, а после менять замаранное бельё. А уже через сорок – тебя не станет.
– Однажды ты предлагала мне бессмертие. Омолаживающие баки по-прежнему здесь, на острове.
– Но ты отверг мой дар! – воскликнула женщина. И, схватив со стола увесистый кубок, запустила им в гостя. Никто пригнулся, однако не двинулся с места.
– Ты отвергал бессмертие снова и снова! – визжала она, вырывая на себе волосы и впиваясь ногтями в щёки. – Бросал его мне в лицо, лишь бы только вернуться к своей ненаглядной… Пенелопе… ещё и ещё! Ты просто насмехался надо мной!
– Сегодня я не смеюсь. Давай улетим вдвоём. Очи красавицы сверкали дикой злобой.
– Сейчас же велю Калибану тебя сожрать на моих глазах. Я тоже похохочу, когда он высосет мозг из твоих разломанных косточек.
– Летим со мной, Цирцея, – настаивал мужчина. – Реактивируй факсы и функции, избавься от Дланей Геркулеса и прочих надоевших игрушек, и скроемся вместе. Будь, как раньше, моей.
– Да из тебя песок сыплется! – фыркнула ведьма. – Тело в шрамах, седые волосы… Почему бы мне предпочесть старика молодому и полному жизни любовнику? – Она погладила бедро и поникший пенис окаменевшего на подушках, словно в гипнотическом сне, ахейца.
– Потому что я – Одиссей, который не скроется сквозь портал Калаби-Яу через неделю, месяц или восемь лет, как этот юнец. Потому что я – Одиссей, который любит тебя.
Сикоракса издала какой-то сдавленный звук, похожий на глухое рычание. Калибан заворчал в ответ, словно верный пёс.
Никто полез под тунику и вытащил из-за широкого пояса спрятанный пистолет.
Женщина замерла и уставилась на него.
– Ты же не веришь, будто эта штуковина сумеет мне повредить?
– Я взял её для другого, – проговорил гость. Лиловые очи красавицы обратились на застывшего молодого Одиссея.
– Не сходи с ума. Знаешь ли, какие беды на квантовом уровне повлечёт подобная выходка? Даже играя с такими мыслями, ты бросаешь вызов самому Хаосу. Это нарушит круговорот событий, продолжавшийся в тысяче разных миров тысячу с лишним…
– Вот и пора всё прекратить, – заметил мужчина.
Грянули шесть выстрелов, один оглушительнее другого. В голого Одиссея вонзились шесть литых тяжёлых пуль. Они разворотили грудную клетку, взорвали сердце, пробили середину лба.
Тело молодого мужчины судорожно задёргалось и сползло на пол. На шёлковых подушках остались красные полосы, на мраморной плитке пола выросла лужица крови.
– Решайся, – проронил Никто.
83
Не знаю, телепортировался ли я собственными силами, без помощи медальона, либо просто перенёсся вместе с богом, поскольку держал его за рукав, когда хромоногий квитировался. Да это и не важно. Главное, что я здесь.
То есть в жилище Одиссея. Как только мы с Гефестом и. Ахиллесом являемся из ниоткуда, на нас обрушивается яростный лай. Мужеубийца в окровавленном шлеме косится на горластого пса – и тот, повизгивая, с поджатым хвостом, убирается восвояси.
Мы находимся в прихожей большого пиршественного чертога в Одиссеевом дворце на острове Итака. Внутренний двор и здание накрыты сверху гудящим силовым полем. Нечестивые охотники за приданым не просиживают длинные скамьи за бесконечным обедом, и верная Пенелопа не горюет, взирая на них, и беспомощный подросток Телемах не строит козней, и проворные слуги не снуют туда-сюда, поднося отягчённым едой женихам кубки с чёрным питьём. Однако, судя по виду комнаты, можно подумать,, будто великое избиение женихов уже свершилось:. стулья в беспорядке опрокинуты, сорванный со стены ковёр сполз со столешницы на пол и пропитан разлитым вином, и даже великий лук Одиссея – тот, который, если верить легенде, никто, кроме хозяина, не смог бы натянуть, настолько редкое и ценное оружие, что Лаэртид не рискнул брать его в Троянский поход, – теперь валяется на каменном полу среди россыпи знаменитых охотничьих стрел, отточенных и пропитанных гибельным ядом.