Русский диверсант - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Михеенков cтр.№ 17

Второй раз Воронцова взял патруль егерей. Он и к линии фронта еще не подошел. Оставался один переход. Днем лег на отдых в лесу. Пошел дождь. И он проснулся оттого, что по лицу шлепали крупные холодные капли. Сразу захотелось есть. Он решил сходить в ближайшую деревню. Винтовку оставил в лесу. Забросал ее сверху мохом и пошел через поле к дворам. В деревне кричали петухи. И это означало, что деревня не ограблена и здесь можно разжиться съестным. С собою, может, и не дадут, но хотя бы накормят. За огородами по краю поля бродило небольшое стадо коров. Старуха с длинной хворостиной стояла под одинокой ракитой. Она сразу заметила его и, видимо, поняв, что он, прежде чем войти в деревню, подойдет вначале к ней, стояла как вкопанная. Она, конечно, сразу догадалась, кто он. И теперь, вспоминая ее и тот нелепый разговор, который и решил его судьбу, он проклинал и ту тетку, и себя, и свою беспечность. Еще сутки без еды он вполне мог бы протянуть. Старуха, когда он подошел к ней, оказалась вовсе и не старухой. Лет сорока пяти, стояла, испуганно кусала семечки. Он спросил:

— Немцы в деревне есть?

— А у меня ничего нет, — тут же торопливо, как настигнутая, ответила она и спрятала в карман кулак с семечками.

Он пристально посмотрел ей в глаза. Да нет, глаза вполне нормального человека. И снова спросил:

— Фронт далеко? — И указал в сторону поймы.

— Самим давно есть нечего, — опять настигнуто забормотала та. — Дети голодные. Ваши уже давно все забрали.

После тех ее слов надо было тут же уходить. Назад, в лес. Бежать через поле, а там — в лес, в чащобу. И затаиться до вечера. Ведь он сразу обратил внимание, как сжала она в кулаке семечки и сунула кулак в карман. Этот жест надо было оценить по достоинству и, не медля, — в лес. Сходил пожрать… Накормили, землячки…

Тетка, конечно, была не глухонемая, и вполне в своем уме. И отвечала она не его словам, а его глазам. В глазах уже блестел голод. Этот блеск ни с чем спутать нельзя. Люди в этой деревне уже год жили в оккупации и знали и цену куска хлеба, и цену человеческой жизни. Как же он не сообразил сразу, что тетка бормочет несуразное, может, как раз потому, что хотела предупредить его. Черта с два она хотела предупредить. Если бы хотела отвести от него беду, так бы и сказала: беги, мол, солдат, в деревне немцы. Тем более что он и спросил ее в самом начале именно об этом. И вместо того, чтобы бежать прочь от той злосчастной деревни, он сказал тетке что-то обидное, плюнул под ноги и пошел мимо огородов ко дворам. До них, до крайнего, оставалось всего-то шагов шестьдесят-семьдесят. Оглянулся: пастушка стояла все там же, под ракитой, и смотрела на него из-под руки. Даже кулак с семечками из кармана не вытащила. И в тот момент, когда он повернул к крайнему дому, из-под горы, от переезда, выехали трое конных. Одежда на них была такая, что он сперва принял их за беловцев. Те тоже носили и немецкие шинели, и пилотки, и сапоги, и даже серо-зеленые френчи с погонами и всеми нашивками, даже свастику не всегда спарывали. Так же пестро были экипированы и эти трое. Один в красноармейской офицерской гимнастерке и рыжих кавалерийских ремнях, на груди новенький ППШ. Но первое же слово, которое он услышал, опрокинуло его надежды:

— О, rus! Komm!

Немцы с любопытством разглядывали его. Один из них, тот, с автоматом ППШ на груди, покрутил над головой черенком казацкой плети и громко засмеялся, что-то говоря своим товарищам. Они пришпорили гнедых, лоснящихся от хорошего корма коней и с гиканьем и хохотом стали кружить вокруг него. И все тот же, в командирской гимнастерке и кавалерийских ремнях, ловко перегнулся в седле и вдруг вытянул Воронцова плетью. Немец метил по голове, и, если бы Воронцов не вскинул руки, пуля, вплетенная в кончик ногайки, хлестнула бы не по пальцам, а по лицу.

О том ударе ему теперь напоминала кривая фаланга безымянного пальца. Рана давно зажила, но кость срослась неправильно. Держать винтовку и стрелять это не мешало, и Воронцов вскоре забыл о своем увечье. Но в холод палец начинал ныть.

На этот раз он решил не останавливаться на дневку. Фронт гудел совсем рядом. По всем проселкам сновали мотоциклы и грузовики. В основном одиночные. Он посмотрел в прицел: так и есть — немецкие! Мотоциклисты были одеты в плащи и каски. В глубоком тылу на дорогах они обычно ездили в пилотках или в носатых кепи. Теперь стало понятно, почему над лесом несколько раз пролетали и разворачивались косяки «петляковых» и штурмовиков. Немцы начали наступление. Или отходили наши. А значит, линия фронта меняла свою конфигурацию. И авиация прикрывала отход, бомбила немецкие колонны на подходе к передовой, чтобы противник не мог ввести в дело свежие части и развить наступление. Или ночью он, сам того не зная, перешел линию фронта на каком-то тихом участке.

Вечером Воронцов вышел к переправе через небольшую реку. И в это время на нее налетели «илы». Впереди виднелась дорога и понтонный мост, наведенный в два ряда, забитый грузовиками и танками. И когда из-за леса вынырнули три пары штурмовиков, тут же с обеих сторон моста захлопали эрликоны. Иссиня-белые пульсирующие трассы мелкокалиберных снарядов уходили в небо, пытаясь перехватить стремительный полет самолетов. На втором заходе пара «илов» изменила траекторию полета и накинулась на ближайшую установку. В одно мгновение площадка, с которой яростно стрелял ближний эрликон, была очень точно накрыта серией снарядов, все потонуло в разрывах, в багрово-черном дыму и облаках тяжелой пыли. Когда пыль осела, Воронцов увидел в прицел снайперской винтовки искореженный остов установки с висящими на них телами зенитчиков. «Илы» тем временем начали свой очередной маневр: перестроились, образовав в небе гигантский косой круг, прикрывая хвост друг друга. Круг приблизился к переправе, завис над ней, и уже через минуту, заходя поочередно, «илы» приступили к методичной бомбардировке переправы. После каждой атаки вверх поднимались высокие фонтаны черной воды, взлетали искромсанные части грузовиков, обломки понтонов и куски бревен. Машины, оказавшиеся в момент налета по эту или ту сторону переправы, начали расползаться по пойме. Водители, поняв, что реальная возможность спастись самим и спасти груз — как можно скорее оказаться подальше от переправы, погнали свои машины вдоль реки или повернули назад и газовали по всему лугу, пытаясь забраться на гору. Опыт им подсказывал: штурмовики не улетят до тех пор, пока не израсходуют весь боекомплект. А пара, ловко подавившая один из эрликонов, тем временем делала заход для выполнения очередного противозенитного маневра. Снова облако огня и пыли поднялось вверх. Но сиреневые струи зенитной установки продолжали выплескиваться вверх, и ведомый штурмовик, мгновенно потеряв пластичность и стремительность полета, начал отставать от своего ведущего, и вскоре узкий шлейф дыма потянулся за ним. «Ил» стал уходить к лесу с набором высоты, задымил еще гуще.

Воронцов пытался поймать подбитый самолет в оптический прицел, но лишь успел увидеть, что над лесом штурмовик резко потерял скорость и его начало заваливать на левое крыло. Далеко он не улетит, понял Воронцов и, не дожидаясь конца атаки «илов», побежал в лес. Мотор штурмовика работал с перебоями и через мгновение умолк. А еще через мгновение в глубине леса послышался треск и глухой удар.