Среди богов. Неизвестные страницы советской разведки - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Колесников cтр.№ 145

Желая сделать приятное товарищу Димитрову, Юрий рассказал, что во время путча в конце декабря сорокового года, очевидцем которого он был, и после начала военных действий на всей главной румынской железнодорожной артерии от города Джурджиу на границе с Болгарией и вплоть до Галаца – границы с СССР, не было замечено ни одного болгарского военного! Несмотря на сильный нажим Гитлера и его Генштаба, добивавшихся участия болгар в операции «Дранг нах Остен!»

Гость умышленно умолчал о сопротивлении, оказываемом царём Борисом намерениям нацистов любым путём вовлечь и Болгарию в военную антисоветскую авантюру, и восторженно отметил:

– Честь и слава болгарскому народу, упорно ведущему борьбу за нейтралитет! В подполье болгары стоят на стороне российских братьев.

– Всё это так, – ответил Димитров. – Но главное, захочет ли болгарский царь выполнить до конца волю народа, который самоотверженно сопротивляется гитлеровским планам?

Открылась дверь, показался Валентин Павлович, извинился и дал понять, что гость, очевидно, утомил товарища Димитрова, забыв о концерте, на который тот может опоздать.

На прощание Юрий извинился за отнятое время, поблагодарил за встречу, высказал пожелания скорейшего освобождения Болгарии Красной армией.

– И ещё пару слов, если разрешите? – обратился он к Димитрову. – Поскольку мы с товарищем Покровским идём на концерт, хочется спеть короткий отрывок старой болгарской песни.

Димитров расплылся в улыбке:

– Будет приятно услышать.

Гость запел:

Чувашь ли, чувашь ли, Дане?

Купи-ми сандале!

Ми-сми весела кумпания:

Пием, пеям, пушим,

Дамиджани сушим,

Да жувеят нашти былгаря сыс русските братучета!.. [28]

Димитров выразил уверенность о встрече в народной Болгарии.

…Когда Юрий вслед за начальником школы вошёл в зал, там уже гремели аплодисменты. Юрий тоже хлопал, находясь под впечатлением от разговора с председателем Коминтерна.

В тот же вечер вернувшиеся в школу, смеясь, рассказывали, как некоторые курсанты ехали в город на санях, укутанные в шубы. Но супруг француженки, так называемый «Го Мо-жо», отправился пешком. В ботинках! От валенок и шубы наотрез отказался, несмотря на сорокаградусный мороз.

По пути остановились на почти пустом рынке. Там «Го Мо-жо» подошёл к саням с мёрзлой рыбой, долго вертелся подле неё, что-то хотел сказать, но, видимо, не смог. Под конец, кивая на покрытую льдом и припорошенную снегом самую крупную рыбину, пересилив себя, спросил продавца-башкира:

– Э-э-э… как фамилия?

– Моя фамилия? – не понял башкир.

Очевидно, подошедший намеревался спросить название рыбы.

Те, кто мало-мальски понимал по-русски, рассмеялись. Потом между собой обсуждали задавшего продавцу странный вопрос и присвоили ему прозвище «товарищ рыба, как твоя фамилия?» В напряжённый учебный процесс вторгся мимолётный забавный эпизод.

В один из ближайших вечеров к концу ужина француженка с супругом подошли к собиравшемуся уходить Юрию. Женщина сказала, что завтра они уезжают и хотят оставить ему кое-что на память. Супруг передал ему объёмный свёрток и, широко улыбаясь, глубоко поклонился.

От неожиданности Юрий не знал, как быть. Отказаться или принять? Растроганный, он искренне и растерянно поблагодарил, нежно поцеловал руку даме, не зная отчего к нему такое внимание. Одарил супруга ответным низким поклоном и осмелился пожать ему руку.

Это оказалось одеяло ярко-апельсинового цвета с длинным ворсом. Юрий рассказал о подарке начальнику школы, вместе стали его рассматривать. Покровский пришёл в восторг, объяснял, что одеяло, должно быть, из верблюжьей шерсти. Юрий понятия не имел, для чего оно ему и вообще, что с ним делать?

– Хранить! – ответил начальник школы. – Вещь стоящая.

К этому времени Юрия перевели в немецкую группу, в отдельный коттедж. День начинался с вещания радиостанции имени Коминтерна в шесть утра и завершался ровно в полночь с исполнением «Интернационала», большинство учащихся всё ещё бодрствовало.

С двадцати двух часов, в течение часа, можно было выпить стакан чая с булочкой, съесть кашу или вермишель с маслом. Но никому из немцев не хотелось по сильному морозу бежать полсотни метров до столовой. Там при входе, на веранде, висела огромная замороженная свиная туша, а на подоконнике лежали длинный кухонный нож и пачка с солью. Уходя с ужина, немцы срезали полоски сала, подсаливали и в тот же вечер закусывали. Не в сухомятку… На полу в одной из комнат стоял ящик с водкой. Иногда она бывала лучшего качества, так называемая «белая головка», но чаще сырец.

Немцы любили «шпек со шнапсом». Начальник школы завёл для них такой порядок. Разумеется, с разрешения московского наркомата.

В полночь раздавались весёлые голоса:

– Отличный шпек!

– А шнапс?

– Люкс!

Остальные посмеивались и морщились. Ложились во втором часу, некоторые позже. Что-то вспоминали, спорили, доказывали. Но в пять утра, ещё до подъёма, койки уже были заправлены, помещение проветрено, наведён порядок, пол подметен. Брились с вечера, поэтому на завтрак в столовую приходили первыми. Вообще редко кто опаздывал.

Только не немцы и не китайцы. Последние не употребляли ни грамма спиртного.

Старшим в немецкой группе был Рихард Краммер, в прошлом оберстлейтенант (подполковник) вермахта. Фамилия то ли настоящая, то ли присвоенная в целях конспирации. Родом из Гамбурга. Ему было за пятьдесят. В отличие от остальных он не знал ни одного русского слова, за исключением «шорт» (чёрт) и ещё одного нецензурного, освоенного в Испании.

Его указания были для всех обязательными. Повторять не приходилось. В своё время он общался с председателем ЦК германской компартии Эрнстом Тельманом, впоследствии заключённым в тюрьму.

К Рихарду все относились с подчёркнутым уважением, однако без намёка на преклонение или тем более заискивание. Он всегда оставался сосредоточенным, озабоченным, молчаливым – крайне редко разговаривал с кем-либо. Морщил высокий лоб с глубокой вмятиной – последствие тяжелейшего ранения в Испании. Изредка вспоминал эпизоды того времени. Так Рихард неожиданно рассказал о произошедшем в Испании инциденте. Две его бронемашины застряли в болотистой местности. Проезжавший мимо Броз Тито на тягаче отказал ему в помощи. Торопился. Возмущённый Рихард обозвал его крепким русским словом с немецким произношением – но понять вполне было можно.

Бронемашины удалось вытащить с большим трудом лишь на утро следующего дня. С тех пор Броз Тито оставался для Рихарда «персоной нон грата», он по-прежнему нарочито называл его тем же крепким словом.