Когда я прочитал приведенные строки, мне стало стыдно и за их авторов, и за себя.
За авторов потому, что язык их письма («наглея от безнаказанности», «красно-коричневые оборотни», «тупые негодяи», «идеологические пройдохи», «политические авантюристы») – это язык той тоталитарной системы, на котором еще недавно власть говорила со многими из них и который тогда вызывал у них чувство брезгливости и возмущения.
Я мог бы понять авторов письма, если бы они обвинили руководителей парламента в провоцировании конфликта. Но называть их хладнокровными палачами и умалчивать, что в такой роли выступил экс-президент – просто непорядочно.
Можно не разделять коммунистические и националистические идеи, но если требовать роспуска и запрещения организаций только за пропаганду подобных идей, тогда не нужно говорить ни о свободе, ни о демократии.
Авторы письма имели право заявить о своем желании видеть закрытыми названные ими газеты. Они могли даже выразить его в форме требования. Но требовать закрытия этих изданий без суда – о какой же тогда законности может идти речь?
Как можно после указа № 1400, растоптавшего действовавшую тогда конституцию, называть президента «законной властью России» и требовать роспуска не подчинившихся ему органов местной советской власти?
О какой законности и демократии может идти речь, если каждый, кому не нравятся конституционные органы будет добиваться их ликвидации неконституционным путем.
Говорить при таком отношении к законности о демократии – это значит, или сознательно лицемерить, или невольно придерживаться того, что принято называть двойными стандартами.
Мне было стыдно и за себя, потому что к творчеству многих, подписавших это обращение, особенно это касается В. Быкова и Б. Окуджавы, я до этого относился с уважением. И даже сейчас у меня не укладывается в сознании, как они могли поставить свои подписи под таким документом?
[3055]
И уж к то не удивил меня в этом отношении, так это лауреат Нобелевской премии А. И. Солженицын. Он тоже поспешил выразить свое удовлетворение по поводу расстрела парламента и присягнуть на верность экс-президенту
[3056]
.
Своим авторитетом все они не только оправдали пролитую кровь, не только помогли оболгать погибших, но и благословили преступников на дальнейшее беззаконие.
А ведь жертвами этого беззакония стали и их коллеги. В том числе совершенно далекие от парламентской оппозиции. «За две недели противостояния пострадали 64 журналиста, 7 журналистов погибло»
[3057]
.
5 октября, сразу же после расстрела парламента Б. Н. Ельцин заявил С. А. Филатову о своем намерении распустить Конституционный суд. Сергей Александрович выступил против этого и предложил компромиссный вариант
[3058]
.
По поручению Б. Н. Ельцина руководитель Администрации президента позвонил в Конституционный суд и заявил, что единственный способ не допустить его роспуска – это уход В. Зорькина в отставку с поста председателя. Четверо судей из двенадцати (Э. Аметистов
[3059]
, Н. Витрук, Т. Морщакова и В. Олейник) поддержали это предложение, остальные за исключением судьи А. Кононова, который отсутствовал по болезни, выступили против такого, бесцеремонного шантажа
[3060]
.
Тогда, пишет С. А. Филатов, он позвонил самому В. Д. Зорькину и повторил свое предложение подать в отставку. Первоначально, отмечает Сергей Александрович, «Валерий Дмитриевич ответил, что в отставку не собирается, мотивируя, что судьи против такого решения. Однако через несколько дней мне привезли его заявление»
[3061]
.
О том, что произошло в эти «несколько дней» бывший глава президентской администрации умалчивает. И неудивительно почему.
После телефонного разговора Сергей Александрович отправился в Конституционный суд и сформулировал ультиматум более жестко: или В. Зорькин подает в отставку, или «на него будет заведено уголовное дело по обвинению в „создании правовой базы для экстремистских действий Руцкого и Хасбулатова“». На следующий день у В. Зорькина начался гипертонический приступ, и он направил заявление об отставке с поста председателя
[3062]
.
7 октября вечером Б. Н. Ельцин издал Указ «О Конституционном Суде Российской Федерации», в котором говорилось: «Констатировать невозможность деятельности Конституционного Суда Российской Федерации в неполном составе и не созывать его заседания до принятия новой Конституции Российской Федерации»
[3063]
.
По сути дела это означало приостановку деятельности Конституционного суда, на что никто не имеет права.
Поставив на место Конституционный суд, 9 октября Б. Н. Ельцин подписал указ «О реформировании представительных органов власти и органов местного самоуправления Российской Федерации». На основании это указа тоже совершенно беззаконно были ликвидированы Советы всех уровней
[3064]
.
Подобным же образом была осуществлена смена руководства ФНПР. «Кажется 5-го», сказал в беседе со мной И. Е. Клочков, к нему пришла группа председателей ЦК отраслевых профсоюзов и заявила, что спасти ФНПР от разгрома может только смена руководства. На следующий день с таким же «предложением» к нему пожаловал М. В. Шмаков. 14 октября состоялся XVII Пленум Исполкома ФНПР, на котором И. Е. Клочков вынужден был заявить об отставке. Его преемником стал М. В. Шмаков
[3065]
.