«Нехороший» дедушка - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Попов cтр.№ 22

Я звонил, звонил, но подполковник был недоступен. Он выигрывал у меня эту партию с закрытыми глазами.

Нет, так просто они меня не втравят в свои игры. Растворюсь на время, как тот же Ипполит Игнатьевич. Переночую не дома, к которому Марченко пришлет свою идиотскую машину. Пусть она здесь потомится под окнами.

Я набрал номер Петровича. Ему я первому звоню, когда что-нибудь не так. Безотказность — великая вещь. Привыкаешь к ней как к воздуху. И тем более сильно потрясает, когда с воздухом возникают проблемы.

Петрович на секунду взял трубку, глухо извинился, и сказал, что выбегает из дому. У него все плохо.

Несколько минут я сидел как оглушенный, потом дошло: что-то с его парнем. Если бы ерунда творилась всего лишь с бизнесом, он реагировал бы не так.

Еще два телефона, где бы меня могли спокойно принять, не напрягаясь и не заставляя напрягаться, молчали.

Другие два телефона, где могли принять, но после церемоний и приседаний, двумя разными дружелюбными и благовидными способами отказали. Даже и не обидишься.

Василиса?

Нет уж. Живет одна, пока доеду, чего-нибудь приготовит вкусного, и можно сделать вид, что примчался только из-за внезапных барнаульских документов… нет, нельзя!

Позвонил Любе Балбошиной. Она прямо заверещала от радости, пьяненькая, но деловитая. Как хорошо, что ты согласился! Давай прямо послезавтра, — как раз заезд каких-то интересных людей, будешь гвоздем вечера. Договорились? Пока! Я вспомнил, о чем мы с ней договаривались. Хрен тебе.

И тут позвонили мне. Савушка. Со своей всегдашней программой: был на реке, туман такой задумчивый, как будто река разумна. А ветла, если всмотреться, не к воде тянется, а обратно, то есть вырывается. Поэт. Приезжай, брось сейчас все и приезжай, дурень! Ведь пожалеешь, скоро всего этого уж не будет. Погоды стоят как на заказ, никакие старики не упомнят, и вёдро, и под утро дождик, и все наливается соком, и ни ветерка, ни тучки днем. Природа старается, чтобы ее запомнили такой.

Он даже не предполагал, как близок я был в этот раз, чтобы сорваться и рвануть к нему на речную пристань. А и правда, дел никаких, а там ветлы, и вёдро. Но тут Савушка стал читать стихи. Он специально отъехал подальше от радиоактивной Москвы, дабы поймать незамутненную, росистую ноту:

Цвет неба до жути истончен,

порывами мечется рожь,

и кажется — воздух непрочен,

в нем скрыта тревожная дрожь.

Какая рожь? На дворе март! И потом, в трубку он поет благостно — а текст какой-то неврастенический, «воздух непрочен». Что за чепуха! Вон говорят, что «над всей Испанией безоблачное небо» именно в климатическом, а не в политическом смысле. Я высказал ему что-то в этом духе. Он тут же взвился, наоскорблял разными способами. Правда жизни и правда искусства — не одно и то же. Он как человек может предаваться сладостному созерцанию разумного тумана, а глубинное поэтическое в нем бьет тревогу.

Господи, кто только не бьет эту тревогу — и врачи, и учителя, и экологи. Тревога — она самая потерпевшая у нас. Савушка презрительно фыркнул в трубку и сказал, что я когда-нибудь захлебнусь своей бесплодной иронией, каламбур — дырка в разуме.

Слушал и думал: а ведь я его и на этот раз не пошлю. А приедет, буду с ним носиться. Чувство вины меня извиняет.

Похвалил и положил трубку.

Ничего, встану пораньше, часов в семь, и на метро к себе в «Зоил».

Встал в полшестого, и вышел из дому в шесть, деревья тонули во мгле, пахло неприятной городской сыростью. Собаки, рывшиеся в мусорных баках, выглядывали по очереди, ворона зевала на ограде газона. На детской площадке тяжело, хриплоголосо резвилась какая-то непротрезвевшая молодежь. Упорный парень крутил на детской карусельке двух хорошо одетых, но отвратительно хохочущих девиц. Я не успел даже раздражиться, потому что мне навстречу шагнул человек в форме. Где он тут мог скрываться? И если уж был подставлен сюда подполковником, почему не прекратил эту терроризирующую весь утренний двор маевку на детской площадке?

— Поехали, — сказал сержант. Тот самый, вежливый, запомнившийся мне по ночному налету на мою квартиру. И чтобы снять все вопросы, добавил: — У меня приказ.

Что было делать в этой ситуации? Пойти в милицию жаловаться на милицию? Рассчитывать на противоречия московских ментов с подмосковными — это все равно что пытаться Евросоюз натравить на Америку. Наверняка у сержанта и бумага какая-нибудь есть.

— Машина там.

Я сел на заднее сиденье, показывая этим, что еще не сотрудничаю с ними, а всего лишь подчиняюсь силе. Сержант не стал комментировать мое поведение. В узких коридорах между домами рулил как на гондоле по пасмурному венецианскому каналу, разрезая поверхность длинных луж. Выехал на Стромынку, уже забитую машинами. В такую рань! Москва рано или поздно подавится своими автомобилями.

Сержант взял с переднего сиденья пластиковый файл с бумагами и, не оборачиваясь, протянул мне.

— Материалы.

Я думал, это ордер на мой арест, оказалось — распечатка всевозможных сведений о графе Кувакине. Мне не пришлось сидеть в Интернете. Сержант протянул мне маленький фонарик — совсем такой же, как у подполковника в камере. При этом воспоминании меня передернуло.

— Здесь все, что удалось найти.

Сильнейшее раздражение завозилось в районе солнечного сплетения. Почему я должен все это читать и что-то в связи с этим соображать?! Есть же вот, пожалуйста, подчиняющийся приказам сержант, пусть он! Пусть он пробирается в логово иллюминатов и затаившихся сталинистов от науки! Водитель словно прочел мои мысли.

— Я бы пошел сам, но, понимаете, меня там каждая собака знает. И любого из наших. Там кроме косметического центра есть еще и хороший стоматологический кабинет, так вот мы к нему приписаны. Спонсорская помощь по зубам. А зубы у нас в районе у всех почему-то плохие. Часто бывать приходится.

Объяснение меня не успокоило. Теперь раздражала сама идея — ну с чего это вдруг все решили, что искать надо в кувакинском имении? Если вдуматься, очень поверхностное умозаключение, да еще и высказанное ребенком. Впрочем, вчера я уже на эту тему злился.

— Вы почитайте, почитайте.

Я начал вынимать пачку листков из пластиковой упаковки. И как-то сразу сделался себе смешон, да так, что даже немного заныло нёбо. Нет, я не считал абсолютно все разговоры о масонстве, о вредоносной для нашего оте чества их роли пустым звуком, видом развлекательной культуры вроде астрологии и оккультизма. Я даже кое-что читал по этой части, могу поддержать иллюзию почти профессионального разговора. Пусть стоят себе по окраинам моего воображения загадочные замки розенкрейцерства, тамплиерства, бродят графы Сен-Жермены, я с удовольствием буду читать и рассуждать об этом, но вот чтобы впустить это все в реальную мою жизнь… И в шесть часов утра поскакать с милицейским сержантом за Кольцевую дорогу в какое-то подозрительное имение какого-то невнятного, двести лет назад почившего графа?