«Нехороший» дедушка - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Попов cтр.№ 12

Сержант закурил, издалека донесся звук удаляющейся электрички. Последняя или первая? Мы двинулись по кругу.

— Дышите глубже, — сказал мой конвойный и затянулся питательным дымом.

Я почти разрыдался от умиления — какая заботливость!

Минут через десять он сказал, что пора обратно, и я чуть не упал в обморок. Я не могу «обратно», я не вынесу! Электричка явно была последняя, а не первая. Впереди бесконечная удушающая ночь.

— А можно не туда?

— Что? — Он даже не посмотрел на меня, и я был рад, что он меня не видит, я знал, как жалок сейчас снаружи.

— Можно меня в какую-нибудь другую камеру?

— Можно. К извращенцам.

Господи, откуда их столько развелось по стране — свободной камеры не найти в районном ОВД.

— А сколько их там? — Я прикидывал, что в случае чего от одного или двух хлипких отобьюсь. И они хотя бы чистоплотные, уж от них-то не будет разить.

Сержант еще раз затянулся.

— Четверо. Такие здоровые. Задержаны за попытку изнасилования олимпийского чемпиона по борьбе.

— А больше ничего нет?

Он лишь вздохнул в ответ.

— Я бы заплатил, — зашептал я. — Но, сам знаешь, откуда у меня, все вынули, но я тебе вышлю, или привезу, когда… Ну не могу я к этому бомжу!

— Понимаю. А под утро он еще и блевать начнет.

Я попытался рухнуть на колени, но конвоир бдительно не дал, приподнял руку. Вдумчиво докурил сигарету.

— Ладно. Но учти: только до утра. Пока начальства нет.

— Ой, спасибо-спасибочки, сколько я тебе, то есть вам…

— Да ладно, что мы — не люди…

Люди! люди!! — восторженно соглашался я, пока меня вели в другую камеру. Зачем на них наговаривают, и я сам, грешен, бывало, наговаривал, да еще как. Что, мол, страна у нас оккупирована ментами, что бойся человека в серой форме, что опричники они. Вот пожалуйста: человек, усталый человек в форме, проникся, пожалел, реально поможет.

Новая камера тоже была двухместной, и условия там тоже были не идеальны. На нижней койке лежал человек в майке и курил. Дым мы перетерпим.

— Здравствуйте, — сказал я и полез на второй этаж, чтобы пасть на матрас — забудемся, быть может, тревожным сном.

— Тебя как зовут? — спросили снизу. Голос значительный, бывалый, и я, хоть мне и не хотелось следить тут своим именем, назвался.

— Выпить хочешь?

Выпить хотелось, я был в том состоянии, когда прошлое опьянение уже схлынуло полностью, но оставило многочисленные шероховатости в нервной системе. Пожалуй, и не заснешь. Одно только тревожило: что угощают в тюрьме. Чем отдариваться в случае чего? У меня прочно сидело в сознании, что тюремные правила заковыристы и поработительны. Вход рубль, выход — два.

Внизу уже булькало, и донесся запах коньяка.

— Слазь.

В камере имелся табурет. Хозяин нижней койки усадил меня напротив и протянул стакан и кусок лимона. Даже в полумраке камеры можно было рассмотреть, что он не выглядит уркаганом и рецидивистом. Ни наколок, ни специфических манер. Просто крупный мужчина в домашней майке и трениках. Почему он на нарах?

А, подумал я, и выпил. Сжевал лимон вместе с коркой. Он тоже выпил.

— Слушай, это из-за тебя тут все с ума посходили?

— Из-за меня, — кивнул я и усмехнулся. Я вдруг стал чувствовать не свою особую неудачливость, а наоборот, свой в каком-то смысле привилегированный статус. Так, наверно, ощущает себя носитель самой редкой болезни в больнице.

— А что ты натворил-то?

Коньяк снова бесшумно маслянисто скапливался на дне стакана.

— В том-то и дело, что ничего! Ни за что закрыли.

— Все так говорят, но так не бывает, чтобы совсем ни за что.

На секунду я замер, понимая, что стал участником какого-то архетипического тюремного разговора. Сколько миллионов людей подобным образом отвечало на подобные вопросы! Но эти родимые пятна рефлексии легко смываются коньяком.

— Бывает. Привез я сюда в отделение старичка, бухнулся он тут на колени перед одним майором, а через пару дней майора того раздавило самосвалом.

Сокамерник тоже выпил.

— Слышал я эту историю.

— Ну вот. Я только шоферил ни сном, ни духом, а меня цап — сообщник. — Я захихикал, прикладывая к виску стакан.

— История какая-то мутная, — задумчиво проговорил человек в майке, откидываясь на подушку. — Меня Николаем зовут.

— Очень приятно.

— Я слышал, там трое человек было в машине?

— В самосвале? — Не понял я.

— Нет, в гаишном «форде».

— А, который Анну Ивановну сбил?

— Трое, и все пьяные. Сильно. — Он смотрел на меня, внимательно прищурившись.

Я выбросил из стакана в рот последние коньячные капли.

— Я с самого начала это знал. Вернее, старик мне сказал, Ипполит Игнатьевич. Он же судиться хотел.

— Да, а ему здесь все перекрыли. Отказывают в возбуждении дела.

Я вздохнул:

— Честь мундира.

— Да какая там честь, на нары никому не охота, вот и отмазывают мужиков. Без этого нельзя. Сейчас их отмазывают те, кого они в прошлом году отмазывали.

— Круговая порука, — опять вздохнул я. Мне еще хотелось коньяку, для полного восстановления гармоничных отношений с внешним миром. Я даже как-то перестал концентрироваться на мысли, что нахожусь в заключении и судьба моя неясна.

— Круговая-то она круговая, только все пошло в этот раз не по тому кругу. У них. — Он снова закурил.

— Да.

— Не куришь?

— Нет.

Он медленно, обдумывающе затягивался.

— Говорят, первым пострадал тот, кто сидел сзади. Он вообще шофер, но ему велели пересесть.

— А, он выпал с балкона. Я слышал, — кивнул я.

— Да. Напился, пошел прогуляться, он на старой квартире жил на первом этаже, и по привычке прямо из окна шагнул на улицу, так ближе к киоску. Переломы, но живой. Через пару дней — Рудаков.

— Это перед ним Ипполит Игнатьевич стоял на коленях.

— Вот-вот, просил старик — сдайся по-хорошему. Не захотел Рудаков, и — вдребезги!

— А третий?

— Что третий?

— Вы сами сказали — их трое было. С третьим ничего не случилось?

Он затянулся.

— Пока не слышно. Пока, я думаю. А старик исчез.

— И они тут почему-то убеждены, что я знаю куда, — сказал я с искренним возмущением в голосе.