Помимо его воли в этом возгласе слышалась такая боль и отчаяние, что Сергей не выдержал и обнял отца, прижавшись щекой к его сухому плечу.
— Мне страшно, папа, — прошептал он. — Я не мог позвонить, не мог предупредить, потому что временами я сам не осознаю, что делаю.
— Бог с тобой! — Иван Сергеевич отстранил сына и пытливо взглянул ему в глаза. — О чем ты, Сережа?
— У меня, по-моему, птималь.
— Что?
— Малые припадки, как сказал профессор. Последствия травмы. Сегодня я позвонил по тому телефону, который был на платке, встретился с людьми и передал то, что меня просили. И там уговорили выпить немножко, помянуть покойного. А потом — провал! Понимаешь, полный провал, черная темнота, и вдруг я выныриваю из нее у дверей Ларискиной квартиры с ключами в руке! Открываю, а она там с каким-то брюнетом танцует танго.
— И ты полез в драку? — Иван Сергеевич усадил сына на диван.
— Нет, драку начали телохранители этого брюнета.
— Значит, он из богатеньких?
— Наверное, — Сергей равнодушно пожал плечами и благодарно кивнул, когда отец подал ему ватку и бутылочку со свинцовыми примочками. — Главное другое: моя правая действует отлично, а вот голова иногда живет сама по себе.
— Пока это единичный случай, — с надеждой заметил отец.
— Нет, — покачал головой сын. — После драки опять наступил провал, и я обнаружил себя в сквере.
— Тебе необходимо срочно лечь в хорошую клинику. Я утром позвоню Валентину Егоровичу, и мы все решим. Или даже лучше свяжусь с профессором Белкиным.
— Ага, и скажи ему, что твой сын стал забывать, кто он есть и где его дом.
— Не паясничай, — немного повысил голос отец.
«Милые старички, — с горечью подумал Сергей. — Твой профессор такой же всеми забытый пенсионер, как ты сам. Ваши знания, опыт и, главное, порядочность теперь никому не нужны. Ну и что твой профессор: поахает, поохает, даст совет и на этом все закончится?»
Но вслух он сказал совершенно иное:
— Хорошо, позвони.
— Ты согласен лечь в клинику?
— Посмотрим. Надо вообще подумать, как жить дальше. Врачи предупреждали, что такие явления, о которых я тебе сказал, могут возникать при перенапряжении и приеме алкоголя, но потом все пройдет.
— Это не насморк! — отрезал Иван Сергеевич. И, помолчав, добавил: — Иди мойся и спать, утром заклеешь лицо пластырем, а для Клавы что-нибудь придумаем. И я тебя прошу…
— Больше не повторится, — поняв с полуслова, заверил Сергей.
В ванной, стоя под душем, он подумал: если бы остались все доллары, жить было бы куда проще, а теперь этих денег хватит лишь на крайний случай. Но не пойдешь же к Борису вновь — хотя его телефон и сохранился, переписанный с платка в записную книжку — и не поплачешься, что неизвестно куда задевал деньги. Это не в детской сказочке, когда мужичку дарили один волшебный подарок за другим, а он никак не мог их сохранить. Это суровая правда жизни.
Как ни странно, он не испытывал никакой неприязни к Лариске. Мало того, он ревновал ее к этому противному брюнету, даже на свидания таскавшему за собой дюжих мордоворотов. Хотя Лариску тоже можно понять — какой из Серова муж, особенно после травмы мозга? Ему лечиться надо, восстанавливать здоровье, а ей надо замуж, устраивать себя, пока товар, который у нее есть, в самом соку и не перезрел. Это раньше, когда был жив папаша, она не думала о деньгах и могла позволить себе предаваться любовным утехам совершенно бездумно, но после гибели Николая Ивановича ситуация разительно изменилась. Ларка стала просто нищей! В любом случае Сергей не обеспечит ей уровень жизни, к которому она привыкла. Печально, но факт…
Утром, пока сын еще спал, отец, как обещал, позвонил профессору Белкину и рассказал ему о состоянии Сергея.
— Я прекрасно понимаю ваше беспокойство, уважаемый Иван Сергеевич, — проговорил маститый в прошлом медик. — Однако, по моему мнению, особенных причин для паники пока нет. Краткие выпадения сознания бывают у травматиков, особенно после физического или нервного перенапряжения. Вы говорили, он выпил?
— Да, правда, сказал, что немного. Зато ром!
— О! Кто же пьет ром в такую жару, да еще после сотрясения мозга? Хотя сейчас чего только не понавезли в Россию. А были времена, Иван Сергеевич, когда мы за счастье считали армянский коньячок…
— Были… Но что же нам делать, ведь он не помнит ничего. Страшно!
— Чтобы положить в клинику, нужно согласие больного, — помолчав, вздохнул Белкин. — Теперь новые порядки: никто не позволит положить человека в больницу, тем более психиатрического или неврологического типа, против его желания. Стоит Сереже только заикнуться, что он не хотел, как у докторов начнутся неприятности. Поймите меня правильно, Иван Сергеевич, кому охота терять кусок хлеба.
— Я понимаю, — сокрушенно откликнулся Серов-старший.
— Давайте пока понаблюдаем. Пусть принимает элениум и соблюдает режим, я полагаю, подобные явления прекратятся через некоторое время, особенно если вести себя правильно. Вы говорили, сын показался Дударю?
— Да, Валентину Егоровичу.
— Он хороший специалист, даже отличный. Пусть не теряет с ним связи. А вы звоните, всегда рад!..
Подслушивающее устройство, установленное на распределительном щитке телефонов в подъезде Серовых, бесстрастно фиксировало этот разговор и передало его в виде радиосигналов дальше — в стоящий на соседней улице старенький грязный «запорожец», в котором была смонтирована ретранслирующая аппаратура. Поэтому дежурный оператор получил возможность записать разговор Ивана Сергеевича с профессором Белкиным с опозданием всего на доли секунды.
Прослушав запись, он довольно прищелкнул языком и подумал, что шеф будет очень рад. И тут аппаратура выдала сигнал о новом телефонном звонке — на сей раз звонили Серовым.
— Да, — послышался из динамика сонный голос Сергея.
— Проспался? — зло спросила Лариса. — Ты, жуткая скотина! Привези ключи и положи их в почтовый ящик! Я не желаю больше никогда видеть твою образину, мерзавец!
Он хотел что-то сказать, но Лариса уже бросила трубку. Сергей набрал ее номер, но она, по всей вероятности, отключила телефон — из наушника потекли долгие, противные гудки.
Оператор ехидно усмехнулся и щелкнул тумблером, выключая запись. Диктофон перестал мотать ленту и перешел на режим ожидания. Оператор набрал номер и, услышав в трубке знакомый голос, сообщил:
— Есть новости.
— Можете прокрутить?
— Секунду.
Пока шеф слушал запись разговоров Серова-старшего с профессором и Серова-младшего с Ларисой Рыжовой, оператор закурил и флегматично пускал кольца дыма. Судя по всему, совершенно не интересовавшая его работенка по прослушиванию телефона квартиры Серовых вот-вот должна закончиться. Что толку от этих дурачков, если тут нельзя наскрести даже горстки информации, которую можно выгодно перепродать? Кого интересуют эти бывшие менты? Кто способен заплатить за информацию о них, не психиатры же, которые лечат младшего? А стоит начать рыть, как не исключена возможность заработать холодную квартирку на кладбище, откуда уже никогда не переедешь — если точно не знаешь, кому продать товар, вполне можешь нарваться на готового продать информацию о тебе. И тогда ты — покойник.