Подлинная история "Майора Вихря" - читать онлайн книгу. Автор: Александр Бондаренко cтр.№ 42

Далее в своём исследовании Оксана Петрушевич поднимает очень интересный вопрос:

«Из документов видно, что советские партизаны не находили абсолютной поддержки в тех местностях, где рядом действовали аковские отряды. Местным полякам больше импонировало участвовать в антифашистской борьбе на стороне Армии Крайовой, их сдерживало лишь то, что лидеры АК не сразу перешли к методам активной партизанской борьбы и упустили инициативу возглавить национально-освободительную борьбу на волынских землях. Этим воспользовались советские партизаны, развернув широкую агитационную работу, и поляки, не найдя другого выхода, вступали в ряды советских партизан». [208]

Потрясающая информация! Значит, в тех самых местах, где разворачивались самые кровавые события, о которых мы только что рассказали, действовали и отряды Армии Крайовой. Но, как очень мягко констатировала автор, «… лидеры АК не сразу перешли к методам активной партизанской борьбы». Сложно сказать, чем именно занимались эти «патриоты» до своего перехода «к методам активной партизанской борьбы» — то есть как раз в то самое время, когда следовало сражаться и умирать, защищая мирных людей — тех же несчастных, невинно убиенных детей Антона Сошинского… Зато «широкая агитационная работа» советских партизан заключалась прежде всего и именно в том, что они сражались.

Относительно сущности Армии Крайовой мы имеем возможность предоставить достаточно объективный, хотя и излишне «щадящий» (это можно понять даже из того немногого, что нам уже известно о деятельности АК) по отношению к дружественной в ту пору Польше, комментарий советских историков:

«Армия Крайова (польск. Armia Krajowa, буквально — армия страны) — конспиративная военная организация, действовавшая в 1942–1945 гг. в оккупированной немецко-фашистскими войсками Польше; подчинялась польскому эмигрантскому правительству в Лондоне. В политическом отношении строилась на основе «надпартийности», теории «двух врагов», позволявшей пассивность в борьбе против оккупантов прикрывать установкой на борьбу против СССР, за восстановление польского буржуазного государства в довоенных границах. Исходя из этого, руководство АК стремилось ограничивать её деятельность накапливанием оружия, военным обучением, разведывательной деятельностью, созданием сети штабов и других организаций, призванных при крахе оккупационного режима обеспечить установление в стране власти эмигрантского правительства. По составу была неоднородна, охватывая как патриотически-демократические элементы, так и реакционные круги, направлявшие её деятельность. Однако между реакционным руководством АК и основной массой её бойцов, стремившихся внести свой вклад в разгром фашистской Германии, существовали глубокие противоречия. В целом АК (250–350 тысяч человек в 1943–1944 гг.) внесла неоправданно малый (по сравнению с её возможностями) вклад в борьбу против оккупантов…» [209]

А вот что говорит генерал-майор Леонид Георгиевич Иванов, ветеран военной контрразведки, во время войны служивший в отделе «Смерш» 5-й ударной армии, освобождавшей Польшу: «Польское правительство, во главе с Миколайчиком, [210] эмигрировало в Лондон — и Лондон их пригрел. Англичане были заинтересованы, чтобы прибрать Польшу под свой контроль, под своё влияние. Поэтому они давали массу денег, субсидируя и Миколайчика, и Армию Крайову. Так что там все были одеты и обуты, вооружение у них было нормальное. Аковцы преспокойно сидели себе в лесах, с немцами никаких боёв не вели — ни засад, ни подрывов, ни диверсий — ничего такого не было! На линии фронта аковцев тоже никогда не было. Поэтому и немцы против них ничего не делали. Гитлеровцам было достаточно Красной армии — так что пока Армия Крайова вела себя спокойно, они аковцев не трогали».

* * *

И последнее, о чём мы можем вспомнить применительно к этому времени, это принятое 6 мая 1943 года постановление Государственного Комитета Обороны о формировании в СССР первого польского регулярного соединения, получившего наименование «1-я польская пехотная дивизия имени Тадеуша Костюшко». Через неделю, с 14 мая, начнётся процесс формирования этого соединения, а 12 октября 1943 года дивизия примет свой первый бой — на белорусской земле, под селом Ленино, что юго-восточнее Орши.

«Я был у Карасёва помощником начальника штаба, — рассказывает Алексей Николаевич. — Это что ж в результате получалось? Ребята ходили на операции, а я был при нём — сводки составлял… Я и говорю Карасёву: «Хватит мне… Дай мне возможность самому!» А был такой приказ — не знаю, гласный, не гласный, что при подрыве 25 вражеских эшелонов давали звание Героя Советского Союза. Объяснять не нужно? Хотелось бы! Конечно, звание зря не давалось — ведь подрыв, это же не просто так, что подойдёшь и взорвёшь. Немцы, они тоже не дураки были! И тоже учились. Теперь, когда они пускали поезд, то впереди паровоза ставили один-два вагона с песком. Мы это знали, поэтому пропускали первые вагоны, натяжной шнур был, стояли и ждали, когда пройдут… Подрывали, когда шёл второй вагон или третий, чтобы паровоз взорвать».

К этому времени в партизанском руководстве поняли, что «рельсовая война», как таковая, это, в принципе, была ошибка. Взорванные пути немцы научились восстанавливать часа за полтора: подъезжала дрезина, специальный такой путеукладчик, и меняли разбитые рельсы. Следовало взрывать паровозы — причём лучше всего это было делать не на насыпях, как эффектно показывали тогда в кинохронике, а, наоборот, в низинах, в теснинах, между двумя склонами. Тогда-то путь оказывался всерьёз забит искорёженными вагонами и движение поездов прекращалось надолго.

«Вот я попросил Карасёва: «Хватит мне сидеть при штабе, пусти меня!» Я знаю украинский язык, тем более — белорусский и польский, на Западной Украине ими также пользовались, вот потому я и находил людей, которые мне очень помогали. Вы знаете, что на Западной Украине жили польские семьи и украинские семьи, и у них между собой была очень большая вражда. Я воспользовался этим моментом — зная, где поляки живут, и зная, где украинцы живут. У нас один боец очень хорошо знал украинский язык, а я — польский, мы так и ходили: он — к украинцам, я — к полякам, и добывали сведения. Мы пользовались обстановкой, и результаты были очень хорошие».

Как увлекательно рассказывает Ботян! Как у него легко получалось!.. На самом-то деле всё было гораздо сложнее!

Ходить «на подрыв» можно было только ночью, в то самое глухое и мрачное время, когда оккупационные власти запрещали кому бы то ни было из местных жителей покидать свои дома и солдаты могли стрелять без предупреждения. Зато днём, когда каждого проходящего видно издалека и незамеченным не пройдёшь, немцы отдали населению строжайший приказ: встретив незнакомого человека, немедленно сообщать о нём в полицию. Как появился чужой человек — поспеши сообщить, иначе потом сообщат про тебя. Вот подрывники и ходили «работать» ночью, а днём, чтобы не болтаться где-то и не привлекать внимания, делали так называемые «днёвки». Для этого чаще всего находили надёжных людей, к которым обычно приходили в дом под покровом ночной темноты, чтобы не заметили соседи.