Подлинная история "Майора Вихря" - читать онлайн книгу. Автор: Александр Бондаренко cтр.№ 19

То есть почва была подготовлена, а реальные преимущества социалистического строя, каковые сразу же почувствовали трудящиеся люди, ещё более усилили эти симпатии. Да и отношение новых властей к местному населению было совсем иным, нежели у гитлеровских захватчиков на оккупированных польских землях — а ведь люди, безусловно, знали о том, что творилось за новой границей, разделявшей теперь Советский Союз и гитлеровский рейх.

Вот всего лишь один пункт из Директивы НКВД СССР, подписанной наркомом Лаврентием Павловичем Берией, — в целом она посвящена работе органов на освобождённых территориях, но в ней нашлось место и для следующего указания:

«16. Конфискации фуража и продовольствия у населения избегайте. Необходимый фураж и продовольствие покупайте у населения за наличные в советских рублях, объявив населению, что стоимость (курс) рубля равняется стоимости (курсу) злотого». [86]

Нет смысла объяснять, что для подавляющего большинства населения областей, присоединённых к Советскому Союзу, уже один тот факт, что продукты и товары, произведённые руками трудящегося человека, у него будут покупать, а не изымать, значил гораздо больше, нежели дарованное конституцией право «избирать и быть избранным». Да и многие иные так называемые «политические», «демократические» права и свободы вызывали реальную симпатию к новой власти.

* * *

Неудивительно, что у Алексея возникла идея создать на педагогических курсах, где он обучался, комсомольскую организацию. Он сделал это буквально в первые же дни после начала занятий и тотчас развернул активнейшую общественную работу, не дожидаясь официального оформления как своего членства в ВЛКСМ, так и регистрации самой первичной организации, обязанности секретаря которой он исполнял с огромным желанием. Энергия била ключом — её вполне хватало как для успешной учёбы, так и для активного участия в комсомольской работе. Благодаря своей общественной деятельности он, кстати, быстро сумел познакомиться со всеми районными властями.

Официально Ботян числился членом ВЛКСМ с мая 1940 года, но уже в праздничный день 1 Мая, во время демонстрации трудящихся, он, как опытный унтер, выстроил всех своих комсомольцев — слушателей педагогических курсов в колонну по ранжиру и, чётко вышагивая впереди, провёл их чуть ли не строевым шагом мимо трибуны, на которой стояли местные руководители и передовики производства. Известно, что обычно трудящиеся на демонстрации движутся «организованной толпой», так что парадное прохождение будущих педагогов, как, разумеется, и отменная выправка их руководителя были безусловно отмечены местным начальством, причём кое-кто всерьёз, как говорится, положил на Алексея глаз…

После этого «парада» Ботяна неоднократно приглашали на беседу к различным местным руководителям — к кому и зачем, он не знал, ибо в те строгие времена что-либо объяснять «нижестоящим» было не принято. А может, и специально не хотел знать: из того, что нами здесь уже рассказано, можно понять, что крестьянский сын Алексей Ботян был очень непростым парнишкой и чётко ориентировался во всём происходящем. Было бы иначе — сидел бы он, наверное, тогда в лагере для военнопленных польских солдат, если таковые к тому времени ещё оставались.

Первая официальная встреча, на которой ему что-то объяснили, произошла в Минске, в Управлении госбезопасности республиканского Наркомата внутренних дел. Разговаривали с ним строгие товарищи с «ромбами» на петлицах. Один «ромб» имел майор госбезопасности, а звание это соответствовало армейскому полковнику. Два «ромба» — старший майор, звание приравнивалось к генерал-майору. Уровень приличный, что свидетельствовало и о немалом интересе, проявляемом «компетентными органами» к скромному слушателю учительских курсов.

Ну, тут уж, в общении с большими воинскими чинами, Алексей продемонстрировал всю свою армейскую выучку: строевой шаг, чёткий доклад о прибытии, повороты строго по уставу. На все вопросы Ботян отвечал по-военному лаконично, но точно, ничего не утаивая — понимал, что любая ложь или недомолвка может слишком дорого стоить. Но ведь скрывать-то особо было и нечего: семья трудовая, воевал он только против немцев, даже три фашистских самолёта сбил; то, что из эшелона бежал — так ведь домой хотелось, да и глупо было бы не убежать, если такая возможность представилась из-за ротозейства сопровождающих; к тому же при побеге он физического сопротивления не оказывал, никому никакого вреда не принёс. Алексей говорил откровенно, не лукавя, что учиться на педагогических курсах ему нравится, что он мечтает работать в школе, обучать и воспитывать своих земляков — юных строителей коммунизма и что по выпуске ему уже обещаны неплохие перспективы на этом прекрасном пути…

Но руководящие сотрудники НКВД, которым приглянулся этот недавний польский унтер-офицер — уже обстрелянный, неплохо для того времени образованный, инициативный, толковый и сообразительный, решительный и смелый, привычный к тяжёлому крестьянскому труду, хорошо развитый физически, свободно разговаривающий на четырёх славянских языках (белорусском, польском, русском и украинском), да ещё и владеющий немецким языком, — определили для него совершенно иную судьбу.

Поэтому Алексей был направлен на соответствующую медкомиссию, очень строгую, после чего прошёл ещё несколько бесед с какими-то весьма ответственными товарищами и возвратился к себе в Воложин, с предупреждением, чтобы никому ничего о своём пребывании в Минске не рассказывал, а ждал и продолжал спокойно учиться. Чего именно ждать — не объяснили. Но он, думается, сам обо всём догадывался, только вида не подавал. Зачем? Пусть всё идёт своим чередом…

* * *

Каждому человеку жизнь постоянно предлагает альтернативы, и каждый из нас несёт ответственность за принятые им решения. Сейчас с полной уверенностью можно считать, что поступая на учительские курсы, Алексей Ботян избрал для себя совершенно верный путь — все последующие события его жизни идут как бы в развитие этого. Но ведь изначально были у него и другие возможности, о которых он сейчас просто не вспоминает. Подтверждая это, приведём документ, датированный как раз тем временем, о котором идёт наш рассказ, и подписанный опять-таки наркомом Берией:

«4 апреля 1940 г.

По делам ликвидированных в западных областях УССР и БССР контрреволюционных организаций польских националистов устанавливается, что наиболее активную и во многих случаях руководящую роль в этих организациях играет подофицерский состав бывшей Польской армии (капралы, плютуновые, сержанты и т. д.).

В связи с этим предлагаю:

1) Всех лиц из числа подофицеров бывшей Польской армии, проводящих контрреволюционную работу, арестовать.

2) Взять на оперативный учёт подофицерский состав бывшей Польской армии: капралов, плютуновых, старших сержантов, сержантов, хорунжих и подхорунжих, использовав для этого проходящую в западных областях УССР и БССР паспортизацию и учёт военнообязанных.

3) По мере выявления подофицерских кадров бывшей Польской армии сомнительный и подозрительный элемент из них обеспечить агентурным наблюдением.