Москва на линии фронта - читать онлайн книгу. Автор: Александр Бондаренко cтр.№ 3

— 22 июня все мы, слушатели курсов, получили предписание с приказом немедленно убыть в действующие войска — в соответствующие части и соединения. Лично мне было приказано отправиться в Белосток, в 6-ю кавалерийскую дивизию. С первых часов войны она уже вела тяжелые бои в районе государственной границы.

— Так вы же не кавалерист…

— До дивизии мне все равно доехать не удалось. События развивались столь стремительно, что в тот же день на станции Осиповичи поезд, на котором я ехал, был разбит во время бомбежки. Вскоре уже вблизи Минска мне, с остатками отступающей части, пришлось вступить в бой с диверсионно-разведывательным отрядом противника. Затем вместе с разрозненными частями Красной армии я дошел до Могилева, где вновь прибывшими воинскими частями создавалась полоса оборонительных сооружений. Там же действовал пункт сбора офицеров — тогда они назывались командирами, отставших от своих частей в ходе боевых действий.

— Так что вам была прямая дорога на этот сборный пункт?

Разумеется. Думал, меня тут же пошлют в бой, но я получил приказание выехать в Смоленск, в распоряжение командования 16-й армии, которая тогда еще только разворачивалась… Прибыл в Смоленск, попал под ночную бомбардировку, — а вот штаба армии там не оказалось. К счастью, я встретился с двумя старшими командирами, вместе с которыми и добрался до штаба, который располагался в лесах, в одном из районов области. Там со мной по очереди побеседовали несколько работников штаба, в том числе и начальник особого отдела полковник Василий Степанович Шилин. Военная контрразведка тогда еще именовалась 3-м управлением Наркомата обороны, так что особый отдел входил в структуру штаба армии. Полковник сказал, что намерен назначить меня на должность оперуполномоченного. Что мне было ответить? Война, выбирать не приходилось. Так что 7 июля был подписан соответствующий приказ, после чего началась моя работа в боевых условиях.

— То есть учиться всему пришлось уже по ходу дела?

— Конечно. Прикрепили меня к капитану Ивану Степановичу Харитонову, старшему оперуполномоченному, опытному профессионалу, и он меня начал таскать по командировкам — в дивизии, в бой. Показывал, как в бою организовать работу, как с работниками полкового звена встречаться, как вербовать агентов в боевой обстановке и оформлять это… К тому же — разъяснял правовые основы предстоящей мне работы, методы и тактические приемы ведения контрразведки. Но и самому мне приходилось тогда выступать в роли преподавателя! Учить военному делу сотрудников военной контрразведки. Во вновь формирующиеся части и соединения обычно присылали бывших сотрудников территориальных органов внутренних дел — «гражданских», так сказать, контрразведчиков. Из пистолета, конечно, стрелять они умели, но от пистолета в бою толку мало. Мне, как выпускнику пехотного училища, пришлось обучать их обращению с серьезным оружием — винтовкой, автоматом, ручным пулеметом, приемам борьбы с танками с помощью гранат и бутылок с зажигательной смесью, другим армейским премудростям.

— К тому же вы сами непосредственно участвовали в боях?

— А как же, постоянно… В один из дней мне было поручено выехать на железнодорожную станцию Кардымово, под Смоленск. В числе прочих заданий нужно было допросить трех раненых пленных немецких офицеров, находившихся в нашем госпитале. Кстати, в то время гуманное отношение к пленным с нашей стороны соблюдалось неукоснительно — раненые были размещены в отдельной палате, с новыми постельными принадлежностями, им была оказана необходимая медицинская помощь…

С восходом солнца со всех сторон началась стрельба, станцию стала бомбить немецкая авиация. Противник стал окружать станцию — попытки отразить его наступление малыми силами ничего не дали… Тогда госпиталю было приказано вывозить раненых через ближний лес в сторону Днепра; обороняющиеся части и подразделения с боем отходили в том же направлении. Отстреливаясь, группа военнослужащих, в которой находился и я, переправилась через речку и углубилась в лес. За ним оказалось поле, буквально заполненное бегущими солдатами и гражданскими людьми, среди которых было много женщин с детьми. С воем проносились на низких высотах немецкие самолеты, стрелявшие из пулеметов и сбрасывавшие бомбы… Это был ад, людей охватила паника! С большим трудом мне удалось сформировать группу из 10–15 военнослужащих и попытаться прорваться из окружения в сторону лесистой местности…

К ночи мы достигли Днепра в районе Соловьевской переправы. Она бездействовала, так как находилась под непрерывным артиллерийским обстрелом и авиационной бомбежкой. Мы решили вплавь добраться до другого берега Днепра, что и было сделано под градом пуль и разрывами снарядов. На том берегу увидели наших военнослужащих, которые отрывали окопы…

Вот какие бои тогда были!

— Да уж, такое просто жутко представить! Очевидно, в такой обстановке было уже не до оперативной работы?

— Вы ошибаетесь! Командование все время давало нам поручения: там разберись, тут наведи порядок… Прав у военной контрразведки всегда было больше, чем у командиров. Но и оперативные вопросы тоже приходилось решать, поверьте!

А в сентябре, под Вязьмой, я вновь оказался в окружении — была окружена не только наша, но и соседние 19-я и 20-я армии. С остатками артиллерийской части мы заняли оборону в лесу… Несмотря на ожесточенное сопротивление, противник окружил нас плотным кольцом. Попытки прорваться на отдельных направлениях оказались напрасными и привели лишь к значительным людским потерям и напрасному расходу оставшихся боеприпасов. От бомбовых ударов и артиллерийско-минометного огня весь лесной массив был превращен в бурелом, заваленный ранеными и трупами… К тому же противник, не прекращая своего нажима на окруженных, выставил на возвышенных местах автомашины с громкоговорителями и стал призывать к прекращению сопротивления и добровольной сдаче в плен. Призывы перемежались трансляцией патефонных записей советских песен… И некоторые бойцы, я это видел, поднимали руки и шли в сторону немцев…

— Иван Лаврентьевич, вы в это время — как бы поточнее сформулировать — в каком качестве выступали?

— Все командование было убито, и я громко объявил находившимся вокруг военнослужащим, что я — представитель военной контрразведки, приказываю прекратить панику, и что тех, кто попытается сдаться в плен, я самолично расстреляю на месте. Такое мое «пламенное» выступление возымело действие. Удалось объединить вокруг себя довольно значительную группу лиц, готовых пойти на прорыв окружения. И тут появляются пятеро военнослужащих, все в плащ-палатках. Один из них заявил, что он — бригадный комиссар Николай Алексеевич Лебедев; он откинул плащ, и я увидел петлицы с «ромбами» и орден Красного Знамени. Лебедев спросил, что мы намерены делать. Отвечаю: организовать прорыв окружения. Тогда бригадный комиссар, как старший по званию, объявил себя командиром отряда, меня назначил своим заместителем и начальником штаба, и приказал начать подготовку прорыва. Боеспособных в нашем отряде оказалось порядка пятисот человек. Их разделили на взвода и роты, и начали подготовку к прорыву.

— Серьезный отряд — почти два батальона… А вы, заместитель его командира, тогда еще лейтенантом были?