Загадочные страницы русской истории - читать онлайн книгу. Автор: Александр Бондаренко, Николай Ефимов cтр.№ 49

В середине XIX столетия Россия имела немалые вооруженные силы. Пехота составляла 904 тысячи человек; кавалерия — 113 тысяч; артиллерия — 105; инженерные войска — 20 тысяч; около 80 тысяч числились в иррегулярных казачьих и «инородческих» полках. К этому следует добавить еще порядка 100 тысяч флотских чинов. Между тем население России было 42 миллиона человек.

В состав армии входило 110 полков пехоты — 10 гвардейских, 12 гренадерских, 42 пехотных, 4 карабинерных и 42 егерских и плюс к тому — 9 стрелковых и 84 линейных батальонов. Батальон — примерно тысяча человек, в большинстве полков было тогда по четыре батальона.

На вооружении в пехоте состояло безнадежно устаревшее гладкоствольное семилинейное кремневое ружье образца 1828 года (были варианты 1826 и 1839 гг., но все это практически одно и то же), заряжаемое с дула. Оно лишь немного отличалось от ружья образца 1808 года, стрелявшего примерно на 200 шагов. В 1845 году на вооружение взяли ударное капсюльное ружье, тоже гладкоствольное и заряжаемое с дула, которым успели вооружить только Гвардейский и 2-й армейский корпуса. Из него можно было прицельно стрелять на 350 шагов. Нарезной штуцер, пуля из которого летела на 600 шагов, имели по 24 человека в каждом пехотном и егерском батальоне. И это — в середине XIX столетия! Как не вспомнить суворовское: «пуля — дура, штык — молодец»! Теперь эта фраза звучала не гордо, а горько, потому как противник имел уже совершенно иное оружие.

Свидетельство тому можно найти в мемуарах русского офицера — участника грядущего тогда еще сражения на реке Альме 8 сентября 1854 года: «Грозная атака наших батальонов, эта стальная движущаяся масса храбрецов, через несколько шагов воображавшая исполнить свое назначение — всадить штык по самое дуло ружья, каждый раз была неожиданно встречаема убийственным батальным огнем… Схватиться с неприятелем нашим солдатам не удавалось».

Кавалерия состояла из 59 гвардейских и армейских полков: 12 кирасирских, 11 драгунских, 20 уланских и 16 гусарских. Огнестрельное вооружение конницы было сродни пехотному — гладкоствольные ружья и штуцера разных систем. Хотя Россия казалась страной богатой, но средств на содержание тяжелой конницы — кирасир и драгун, действовавших на поле боя крупными массами и решавших стратегические задачи, явно не хватало. Основной упор делался на легкую кавалерию и иррегулярные казачьи войска.

На вооружении в полевой артиллерии в мирное время состояло 1140 орудий, в военное их число должно было увеличиться до 1446. В основном были системы 1838 года — пятнадцатилетней давности. Еще было 286 осадных орудий. Уточним, что в 1812 году русская полевая артиллерия, выведенная стараниями графа А. А. Аракчеева на первое место в Европе, состояла из 1620 орудий.

Явно не соответствовал духу технического прогресса и флот. Только в 1851 году пароходный комитет разработал программу строительства 14 винтовых кораблей: девяти — для Балтийского и пяти — для Черноморского флота, но к началу войны был готов лишь один винтовой фрегат. Правда, на Черном море было уже семь маломощных семипушечных пароходо-фрегатов, но все же основу флота составляли романтические парусники: 16 линейных кораблей, 8 фрегатов и корветов, 25 бригов и шхун. Для наглядности уточним, что если на всех пароходо-фрегатах суммарно было 49 пушек, то на парусных кораблях — 2012.

Зато потомкам на зависть Россия в то время имела профессиональную армию. Солдат для нее набирали путем рекрутского набора, впереди у них было 20 лет службы, если, разумеется, она была «беспорочной», иначе срок могли и продлить, были возможности отличиться в боях, чтобы получить Георгиевский крест, дававший определенные льготы, выйти в унтер-офицеры, а то и заслужить офицерский чин и прилагающееся к нему дворянское звание. Так что наши предки служили не за деньги, достаточно небольшие, а за совесть и перспективы.

Но вот система боевой подготовки не соответствовала ни «человеческому материалу», ни самому духу времени. Обратившись к «Истории Русской армии», можно узнать, что «на стрельбу отпускалось всего 6 патронов в год на человека. В иных полках не расстреливали и этих злополучных шести патронов из похвальной экономии пороха. Смысл армии видели не в войне, а в парадах, и на ружье смотрели не как на орудие стрельбы и укола, а прежде всего как на инструмент для охватывания приемов… Основой обучения войск являлось так называемое «линейное учение», принесшее Русской армии неисчислимый вред. Целью этого учения было приучить войска к стройному движению в массе… Боевая подготовка войск на маневрах сводилась к картинному наступлению длинными развернутыми линиями из нескольких батальонов, шедших в ногу, причем все заботы командиров… сводились к одному, самому главному: соблюдению равнения».

Подобная система пышным цветом расцвела при военном министре — генерале от кавалерии светлейшем князе Александре Чернышеве, друге государя. Успешный военный разведчик, работавший перед войной 1812 года во Франции, где он блистал в салонах и будуарах парижских красавиц и даже пользовался доверием Наполеона, лихой 27-летний генерал Отечественной войны, он с 1828 по август 1852 года управлял Военным министерством, в 1848 году принял должность председателя Государственного совета, а затем еще и председателя Комитета министров. За это время молодой реформатор превратился в 67-летнего старца, неизбежно отстающего от требований времени, становившихся все более динамичными. Вместе с министром отставала и армия.

Однако император, также, разумеется, стареющий, был уверен, что держава процветает под его твердой рукой. Поэтому, когда незадолго до начала кампании кто-то сказал ему о трудностях грядущей борьбы с прекрасно оснащенными, хорошо вооруженными и обученными европейскими армиями, Николай Павлович преспокойно отвечал, что «численность войска будет такая, что оно всегда будет сильнее врагов». Про завет великого Суворова «воюй не числом, а умением» Николай I мог и не знать.

В своем заблуждении государь был искренен: после возвращения нашей армии из Парижа ей приходилось воевать лишь где-то на окраинах империи или на чужой территории, а потому казалось, что глобальные опасности России больше не угрожают. А ведь Европа глядела на Россию весьма неодобрительно, и на Востоке тоже стремительно сгущались тучи.

О причинах и предпосылках Крымской войны написано много и нет необходимости давать подробный обзор политических событий. Ограничимся определением из Военного энциклопедического словаря: «Усиление экспансии Великобритании и Франции с целью завоевания новых рынков и колоний наталкивалось на сопротивление России, стремившейся отстоять свои экономические и политические интересы на Черном море и укрепить влияние на Балканах. Турция вынашивала планы при помощи союзников отторгнуть от России Крым и Кавказ. В мае 1853 г. она разрешила вход в пролив Дарданеллы англо-французской эскадры. В ответ на это Россия разорвала дипломатические отношения с Турцией и 21 июня (3 июля по нынешнему стилю. — Авт.) ввела войска в Молдавию и Валахию. 4 октября (16 октября) Турция объявила войну России, 20 октября (1 ноября) аналогичным заявлением ответила Россия».

Профессора Лависс и Рамбо трактуют события несколько по-иному. Они, в частности, рассказывают, что в январе 1853 года Николай I пригласил английского посланника, «и повел речь о турецком вопросе. Турция, по его словам, впала “в состояние такой дряхлости”, что этот “больной человек” может внезапно умереть и “остаться на руках" у держав. Царь полагал, что было бы неблагоразумно “довести дело до такого сюрприза”, не выработав заранее “какой-нибудь системы” и не установив “предварительного соглашения”. “Если мне удастся столковаться с Англией по этому вопросу, — прибавил царь, — остальное мне неважно: я решительно не интересуюсь мнением и действиями других”».