Роковая точка "Бурбона" - читать онлайн книгу. Автор: Анатолий Терещенко cтр.№ 39

Хороший офицер контрразведки, — писал Том Мэнголд, — должен обладать чувством подозрительности, любить распутывать сложные вопросы и копаться в деталях, иметь чутье на заговоры, но, с другой стороны, это те качества, которые отрицательно сказываются на естественных способностях человека рационально мыслить и объективно судить о происходящем.

Кошмаром контрразведки является дезинформация — информация, вывернутая наизнанку. Не зря мир секретных служб называют Зазеркальем. Оперативники нередко гоняются за чем-то, не зная, реальность это или отражение. В разведке требуется виртуозность, в контрразведке — методичность.

На столе Энглтона каждый день лежали кипы «активных» дел, но он мог всегда быстро найти и достать требуемый документ: знал, где точно он лежит. Неслучайно опытный контрразведчик утверждал, что беспорядок на столе свидетельствует о порядке в голове, как у писателей.

С тех пор как его ближайший друг английский разведчик Ким Филби, могущий стать главой британской секретной службы, оказался советским шпионом — агентом КГБ, — Энглтон никогда и никому уже больше не доверял.

Ветеран английской контрразведки Алекс Макдональд так описал этот парадокс:

«Опасность заключается в том, что ты становишься одержимым чем-то, и оно постоянно крутится у тебя в голове, заслоняя все остальное, и ты уже прислушиваешься только к тому, что происходит в твоей голове.

Каждый, кто выступает против, кажется тебе грешником, посягающим на твоего собственного «святого духа».

* * *

В 1962 году ЦРУ перебралось в новую штаб-квартиру в Лэнгли. В кабинет начальника внешней контрразведки можно было попасть только через приемную огромных размеров, заставленную диванами, креслами и журнальными столиками.

Кабинет Энглтона был тоже довольно-таки большим. По площади он занимал более шестидесяти квадратных метров. На окнах висели всегда опущенные металлопластиковые жалюзи, которые он считал эффективным средством, естественной препоной от «прослушки». Как только хозяин кабинета покидал помещение, одна из самых преданных ему секретарш немка Берта Дазенберг имела право войти в офис шефа и впустить дневной свет, подняв «мифические» шторы.

Вдоль стен его кабинета стояли большие черные толстостенные стальные сейфы. Они были полностью забиты разного рода досье: изучаемых, проверяемых и разрабатываемых лиц. В их числе был десяток своих коллег и до сотни других граждан США, прямо или косвенно соприкасавшихся с сотрудниками ЦРУ. Имелась также «сейфовая» — специальная комната, войти в которую можно было только вместе с Энглтоном или с его многолетней верной секретаршей.

Берте он многое доверял…

Как писали в газетах репортеры, близко общавшиеся с окружением Энглтона, шеф контрразведки ЦРУ имел страшный аппетит на документы. Он их мог перелопатить за день тонны. Его самая типичная поза — сидеть за огромным деревянным столом в кожаном кресле с высокой спинкой, поставленном впритык к стене, чтобы сзади никто не умудрился «подсмотреть», что он читает. Он был пожирателем бумажных материалов, был той мышкой, после визитов которой на кухне к блюдцу с семечками остается только полузганная шелуха.

Документы громоздились горками на столе, стульях, подоконнике. Казалось, в этом половодье бумаг трудно было найти нужный документ, но он знал, где находится необходимый лист или досье, и быстро его обнаруживал. Это удивляло многих высокопоставленных посетителей кабинета главного контрразведчика американской разведки.

Империя Энглтона росла и крепла по мере разворачивания боевых действий на фронтах холодной войны против Советского Союза и стран-участниц Варшавского договора.

Для своей же профессиональной подпитки он решил досконально изучить историю советских спецслужб. Он надеялся найти нужные материалы в старых делах 20-30-х годов под кодовыми названиями, «Синдикат», «Трест», «Красная капелла»; и других, какие-то, как он считал «необсосанные», — до конца еще не изученные данные, способные пролить свет на темные дела современного Комитета госбезопасности СССР, творимые в США.

Но тратилось дорогое время на пыльные архивные дела, не имеющие отношения к текущей проблематике, а результатов в разоблачении советских «кротов» в системе ЦРУ все не было и не было. Многим сотрудникам американской разведки, но только не Энглтону и его близким коллегам, а скорее подручным — Майлеру и Рока, было ясно, что стиль работы, средства и методы оперативного состава КГБ резко изменились по сравнению с тем, как действовали сотрудники ВЧК и ОГПУ.

Энглтон глубоко изучал русский феномен. Он считал, что россияне обожают ругать свою страну, но не терпят, когда это делают иностранцы. С другой стороны, он помнил слова, сказанные Бисмарком, что «никогда ничего не замышляйте против России. На любую вашу хитрость Россия всегда ответит своей непредсказуемой глупостью, в которую трудно поверить».

А еще он знал другое качество советских людей — они несли на себе страшное тавро равнодушия, долготерпения и потерянности, противное не только здравому смыслу, но уже и жизненному инстинкту.

Прижгла им эту ставшую почти что ментальной метку история сталинских репрессий и хрущевского волюнтаризма. Появилось в народе ужасающее безволие: немочь духа, бессилие души и паралич страха перед властью.

После всего этого искать правду советским людям не хотелось, потому что они знали — власть у них неискренна, она постоянно врет и убивает инициативу людей осознанно, злоумно и беспощадно. Во власть стремятся только для того, чтобы можно было легче что-либо достать, а попросту — украсть.

Увидел бы, что с этим народом сделала ельцинская власть, — наверное, перевернулся бы в гробу от счастья: КГБ и армия разрушены, народ обманут, производства — заводы и колхозы — разграблены. Покупающие чиновники власть за деньги быстро привыкли извлекать из нее прибыль. Наизвлекались до того, что практически разрушили мощнейшее государство, а сегодня бодро шествуем некоторыми отраслями промышленности в сторону банкротства.

* * *

Солидную подпитку идеологии Энглтона о коварных планах Кремля по вербовке «кротов» в ЦРУ и других госучреждениях США дал изменник Родине, майор КГБ Анатолий Голицын, работавший под прикрытием вице-консула советского посольства в Хельсинки.

Он вышел на резидента ЦРУ в Финляндии Фрэнка Фрайберга 15 декабря 1961 года и попросил политического убежища. За положительное решение этого вопроса он обещал поделиться режимными материалами.

Это был вполне заурядный офицер спецслужбы. Большими секретами не располагал, но кое-какие материалы из посольства он все же прихватил с собой. Знал Голицын, конечно, и установочные данные на некоторых сотрудников посольских резидентур КГБ и ГРУ.

Как потом признается сам Фрайберг:

«У него (Голицына. — Авт.) был один небольшой пакет с документами, которые он принес, чтобы доказать ЦРУ свою принадлежность к советской разведке. Но ни один из этих документов, правда, не представлял разведывательного интереса. В советском посольстве он не имел доступа к таким документам».