Красный Элвис - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Жадан cтр.№ 51

Страница

Анна-Мария сидит в своей ванне, по края наполненной водою, напустила теплой воды, сидит теперь, о чем-то думает, поднимает рукой волны и слушает приемник, свисающий на кожаном ремешке как раз над густой пеной; она всегда так — проснется где-то в обед, напустит воды и плавает себе, как скумбрия, даже телефон притащила в ванную, он у нее всегда мокрый, бьет током и искрит, разговаривать с ней по телефону — удовольствие небольшое, она постоянно выкрикивает какие-то проклятья, ругается, когда ее током бьет, но не замолкает. Сейчас она неосторожно поворачивается и с головой погружается в густые непроглядные воды, теряя с внешним миром всякую связь, только рука с телефонной трубкой реет над волнами.

Время от времени она выплывает из глубины и, думая о жизни, рассматривает какую-нибудь деталь своего тела, снизу вверх, например, ногти на ногах, крашенные розовым лаком, мама с детства приучила ее — югославскую девочку, — что нужно всегда красить ногти на руках и ногах, можешь не любить страну, в которой живешь, говорила она, а ногти должны быть накрашены, иначе это будет с твоей стороны еще одной им уступкой, в наше время, добавляла она, и в нашей стране это не так уж и мало, девочка моя, — красить ногти на ногах, не забывай об этом, Анна-Мария не забывала и с малолетства ходила с накрашенными ногтями, чем изрядно удивляла воспитательниц в детском садике. У нее всегда были красивые аккуратные ступни, и когда классе в третьем-четвертом ее вытаскивали на городские соревнования по легкой атлетике, спортивные функционеры из министерства, назначенные особо надзирать за соревнованиями, по нескольку раз подходили к их команде и с неприкрытой предвзятостью, то есть положив на все принципы олимпийского движения и фаер плей и игнорируя команды других белградских школ, склонялись над Анной-Марией, озабоченно и несколько нервно щупали ее конечности, мол, тут не болит? спрашивали, а здесь? а выше? когда не давите — не болит, отвечала несколько растерянная девочка, береги себя, говорили функционеры и вытирали пот, ты наша надежда, добавляли они о чем-то своем, Анна-Мария берегла, однако спортсменкой так и не стала, как-то на соревновании потянув ногу, ушла из большого спорта и лишила функционеров такой важной для них, наверное, вещи, как надежда.

Сейчас она радуется сама себе, рассматривает свои ступни с поперечными следами от носков чуть повыше щиколоток, ведь на улице тепло и чулки она не носит. Следы от носков ей не нравятся, она лениво поднимает ноги над водою и разглядывает крашеные ногти. В это время приемник начинает шипеть, Анна-Мария поднимает ногу еще выше и легонько стучит ею по темному корпусу приемника, приемник вдруг обрывается с ремешка и плюхается прямо в воду, больно стукнув Анну-Марию по икре. Анна-Мария пугается, черт, говорит, больно как, и смотрит, что там, с икрой, у нее там небольшой и еле заметный ожог еще с детства, когда они с друзьями играли в партизан Тито и делали какое-то взрывчатое вещество в подвалах возле железнодорожного вокзала, вещество ужасно воняло, но все терпели, дети все-таки, что ты им скажешь, Анна-Мария всегда была в центре внимания учеников и учителей, так что когда какой-то придурочный партизан неосторожно подорвал их взрывчатку прямо в подвале, неудивительно, что Анна-Мария оказалась совсем рядом, то есть в центре, ей обожгло икру, родители боялись, что ожог останется, но все быстро прошло и теперь уже ничего не было видно, разве что волосы там почти не росли, поэтому Анне-Марии не нужно было ее — эту икру — брить. Анна-Мария недоверчиво коснулась рукою ушибленного места и, выставив ногу из воды, осмотрела еще раз. Ей было двадцать с чем-то лет, все, что могло сформироваться на ее теле, уже сформировалось, развиваться она начала быстро и всегда этим пользовалась, у нее уже в средних классах была мягкая матовая кожа и длинные полноватые ноги, за что ее все и любили, как она сама потом рассказывала, первый секс у нее был тоже в школе, тогда же она впервые влюбилась, любовь была несчастной, ее избранник оказался гомосексуалом, и Анна-Мария собиралась наложить на себя руки, нашла отцовскую бритву и порезала левое запястье, с тех пор у нее там шрам, но его вообще-то тоже не видно.

Еще в младших классах она начала петь, ходила на хор, занималась в музыкальной школе, на нее специально приходили посмотреть курсанты военной академии и просто случайные извращенцы, она была невысокого роста, с длинными русыми волосами, уже когда поступила в университет, волосы подстригла, но петь не перестала, в университете ее пригласили в настоящий хор, их руководитель собирал фолк, который они потом исполняли, денег это, конечно, не давало, на какое-то время после университета Анна-Мария устроилась официанткой в баре, но года два назад их старые записи услышали в Германии, попросили переслать фонограммы, еще через год в Берлине, на лейбле «Акула», который специализируется на ворлд-музыке, вышел двойной диск под пафосным названием «Балканский блюз», там было несколько записей их хора, диск был резонансным, в объединенной Европе удивлялись — смотри-ка, мы их бомбили-бомбили, а они и дальше поют, гордые пионеры Тито, и их пригласили в Германию выступить на большом фолк-фестивале, они выступили, и половина из них, ясное дело, остались в Германии, но Анна-Мария успела найти в Вене какую-то стипендию, решила дальше изучать фолк, приехала, пожила несколько недель в общежитии, затем отыскала в городе давнюю подругу своей мамы, та сдала ей одну из своих квартир, и вот Анна-Мария пережила в Вене зиму и успешно переживала весну, посещала время от времени какие-то занятия, скучала по Белграду, посылала маме открытки и каждый день, набрав полную ванну горячей воды, залезала туда и напевала фолк.

В комнате влажно и темно, над водой летают бабочки, неизвестно как сюда попавшие, Анна-Мария вылавливает наконец из воды свой приемник и выбрасывает его на пол, словно мокрую лягушку. Бабочкам, наверное, жарко, Анне-Марии тоже, но вылезать она не собирается.

— Ну что, — спрашиваю ее я, — чего ты молчишь?

Я был одним из первых ее знакомых в Вене. Собственно, сначала она поселилась рядом со мной, мы были соседями, я помог ей оформить бумаги в банке и полиции, даже кормил ее несколько дней бульонами на общей кухне, поскольку бабок у нее тогда не было и жрать ей тоже было нечего, словом, мы друзья, в хорошем смысле этого слова, то есть без секса, без всей этой тягомотины, бывает иногда и так, просто она вот такая прибабаханная, сидит себе в ванне, звонит оттуда — из ванны — своим друзьям, вот мне позвонила час назад, попросила прийти, посоветовать, как ей дальше быть, у нее, мол, серьезные проблемы.

Я, конечно, прихожу, она открывает мне дверь и бежит опять в ванную, уже оттуда кричит мне, проходи, не стой там, я захожу в ванную, сажусь на стул и разглядываю бабочек над водой и раскисший угробленный приемник, дохрипывающий что-то на полу. Анна-Мария сидит по горло в воде, печально на меня смотрит, курит размокшие сигареты и молчит. И тут я ее спрашиваю:

— Ну что, чего ты молчишь?

— У меня проблемы, — начинает она и нервно затягивается. — Извини, конечно, что я тебя вытащила.

— Ничего. Извини, что я не снимаю обувь. У тебя тут вода.

Страница