Шок и трепет. Война в Ираке - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Лойко cтр.№ 30

По слухам, американские передовые части уже в 80 километрах от города. Штурм Багдада может начаться в любой момент. И сегодняшний кошмар покажется пустяком…

Мазин Самарай, политолог из Багдадского университета: «Америка делает ошибку за ошибкой. Они обесценили саму идею борьбы демократии с диктатурой. Они проливают кровь невинных. Они говорят, что хотят спасти иракский народ, а сами убивают его».

Ахмед работал фантастически. С Мундером я бы не сделал и трети того, что мне удалось сегодня. Мундер бы сказал: «У людей горе. Мы не можем их беспокоить». Мундер так и не понял, что работа журналиста заключается в том, чтобы беспокоить всех, везде и всегда. Иначе надо было идти в монахи.

Сначала поднялся ветер. Финиковые пальмы зашумели, как тополя или березы. Потом свет стал желтым и тусклым, как в тюремном коридоре. Потом с неба посыпался песок. Ветер был столь сильным, что было не понять: то ли он поднимал песок с земли, то ли разбрасывал песок, льющийся с неба. Песок падал и падал, взлетал и взлетал. Казалось, к утру он засыплет город, а «умные» бомбы и ракеты не найдут цели и улетят обратно…

Но песку не хватило, и «умные» ракеты нашли свою цель, упав на улице Эль-Шааб на севере Багдада. Эль-Шааб значит «народ». Народу на улице было много. Две лавки запчастей, лавка сантехники, ресторанчик-закусочная. Кругом — маленькие кремово-желтые двухэтажные домики, теснящиеся друг к другу так, что редкие деревья в крошечных садиках влезают ветвями в окна соседей. Машины, такие старые, что больше походят на гигантские выхлопные трубы, не влезают в лишь обозначенные кирпичными заборами дворики и стоят на улице, прижавшись друг к другу.

Семья 45-летнего автослесаря Али Рахима жила на втором этаже, над рестораном. В эти утренние мглистые сумерки семья в полном составе сидела на диване у телевизора. Жена Али — веселая толстушка Хана Китат — налила мужу, поднявшемуся из мастерской, горячего густого черного чаю, положила на тарелку свежую теплую лепешку и две вчерашние холодные долмы; взяла на руки задумчивого 6-месячного Ахмеда и придвинулась к 12-летней темноглазой красавице Риме.

В этот момент — в 11:32 — первая «умная» ракета упала на тротуар прямо перед мастерской Фарриса Рашида, оторвав ему ногу, перебив шею в двух местах, переломив позвоночник и воткнув длинный кривой осколок в горло. Ракета зажгла, как факелы, шесть или семь машин, стоявших вокруг. Она разметала все лавки и мастерские по обеим сторонам улицы, выбив все стекла на всех этажах в округе. Ракета вывернула наизнанку ресторан справа от мастерской Фарриса, убила двух посетителей, мирно жевавших чикен-тикка (шашлык из курицы без костей), тяжело ранила двух других и обслугу ресторана.

Обломок оконной рамы просвистел над головами Ханы и детей наперегонки с дождем из стекла, камнями и кусками асфальта. Телевизор упал и разбился. Со стен посыпались треснувшие серо-желтые фотографии бабушек и дедушек. Стены закачались, покрылись трещинами, как паутиной, но не упали.

Первой истошно закричала Рима, закрыв лицо руками и покачиваясь из стороны в сторону. Сквозь растопыренные пальцы быстрыми ручейками стекала кровь. Кровь так же быстро расплывалась и набухала мокрым пятном на плече ее розовой блузки. Хана лежала на спине, прижав к себе что было сил плачущего Ахмеда.

Али вбежал в разбитую комнату, увидел поднимающуюся жену с невредимым Ахмедом, потом истекающую кровью Риму, поднял ее на руки и стал спускаться по лестнице вниз, когда увидел, что лестничный пролет держится на одном куске арматуры. Снизу из бывшего ресторана поднимался дым и пахло гарью. Рима перестала кричать, только отрывисто всхлипывала. И в этот момент новая волна сбила их обоих с ног и швырнула к стене, на кучу какого-то хлама, образовавшегося от первого взрыва.

Вторая «умная» ракета приземлилась прямо рядом с первой воронкой (в каждый стратегически важный военный или государственный объект американцы, как правило, кладут две ракеты, одну за одной. Так получилось и на этот раз). Ракета вновь подбросила в воздух искореженные машины, убила девять человек из числа тех, кто прибежал помочь раненым.

В этот момент небо словно прохудилось, пронзенное осколками, как искалеченное мертвое тело Фарриса. Сверху полился дождь из желтой липкой грязи. Мокрая грязь быстро потушила костры из потерявших цвет, приплюснутых машин и, смешавшись с кровью, стала наполнять воронки мутной красновато-грязной жидкостью. Между ними — молчали, плакали и кричали мертвые и живые изуродованные люди.

Али встряхнул Риму. Она была жива, но голова и плечо — в крови. Новых ран вроде не было. Али поднял голову вверх и заорал что было сил: «Хана! Вы живы?!» «Да! Все в порядке!» — прокричала сверху жена. Отец приподнял Риму, встряхнул ее еще раз и бегом потащил на улицу. Остановил первую попавшуюся машину и повез истекающую кровью дочь в больницу. Издалека доносилась сирена «скорой помощи». Какие-то люди вытаскивали из ресторана окровавленные тела и клали их рядом на тротуаре. Народу становилось все больше и больше.

Появился и первый журналист-фотограф. Не обращая внимания на стоны, крики, страшную суету и мокрую грязь, падающую с неба, он снял, как выносят раненых и убитых, затем попытался быстрее снять кровь, пока ее совсем не смыло. Вдруг он замер у края воронки, наклонился и стал щелкать, как строчить из автомата. У его ног, обутых в черные грязные военные бутсы, лежала белая, как бумага, оторванная человеческая кисть.

В квартире Али все было совсем не так хорошо, как крикнула мужу обезумевшая от ужаса жена. Стена с окнами наклонилась внутрь квартиры. От нее оторвался и упал большой, высотой в человеческий рост, кусок. Потолок провис, потрескался и осыпался. В полу прямо перед диваном зияла огромная дыра. Хана не была ранена, но что-то было не так, ужасно, кошмарно не так…

Снаружи кричали и стонали раненые. Подъехала «скорая помощь». Глиняный дождь, падающий с небес, переливался всеми цветами в синих и красных мигалках «скорой» и полицейской машин.

И вдруг весь этот звон и шум перекрыл нечеловеческий вой Ханы. Она не кричала так, даже когда рожала Ахмеда. Крошку Ахмеда, которого она теперь потеряла. Еще минуту назад она крепко держала его в руках, потом ее отбросило взрывом — и Ахмед исчез. Она встала на четвереньки и стала вглядываться в зияющую дыру в полу. Внизу можно было разглядеть какие-то камни, куски штукатурки, чей-то ботинок. Но Ахмеда не было.

Хана стала лихорадочно поднимать и отшвыривать разные предметы и обломки мебели, кучами валяющиеся на полу. Острые осколки стекол резали ей руки и, как иглы, застревали в пальцах. Скоро ее руки превратились в сплошное кровавое месиво, но она этого не замечала и звала сына.

Ахмед молчал…

Хана выбежала на улицу под грязевой дождь и стала спрашивать каких-то знакомых и незнакомых людей, не выносили ли они из ресторана маленького ребенка. Люди не понимали, о чем она говорит. Она обратилась к фотографу, схватив его за плечо. Он повернулся и, словно единственный проявивший к ней интерес, не понимая ни слова по-арабски, наставил на ее лицо объектив и стал щелкать без остановки.