Осваиваться молодой сотруднице долго не пришлось. Она хорошо помнила слова притч, рассказываемых набожной матерью о пользе труда. И вот они стали всплывать, прорисовываться, когда что-то не получалось или получалось с трудом: ленивцы бывают скудны, а трудолюбивые приобретают богатство, от всякого труда есть прибыль, а от пустословия — только ущерб, плод добрых трудов славен, и корень мудрости неподвижен и прочие. Эти обращения за советами к матери приходили и в коротких тревожных снах, и в уголках быстро сменяемых блиндажей, и в чистом поле и лесах.
Оперсостав был доволен секретаршей: грамотная, боевая, печатала быстро, достаточно глубоко разбиралась в немецком языке. Однажды ей принесли найденный документ у одного задержанного. Перевела его тут же, практически с листа.
Начальник отдела это оценил и стал при допросах «языков» привлекать её к переводам.
— Лидия Федоровна, не могли бы вы помочь развязать язык нашему пленному, — обращался только в такой форме он к секретарше.
Павел Федотович и подчиненным запрещал обращение по имени, говоря, что Ванина такой же сотрудник, как и все они.
Это было под Сухиничами. Ввели сухощавого, с обветренным лицом и потухшими глазами немецкого обер-лейтенанта.
— Was ist Ihr Name? — спросила Ванина.
— Mein Name ist Kurt Stoltz, — ответил военнопленный.
— Где вы служили, — поинтересовался Сергеев.
Лидия Федоровна перевела вопрос своего начальника, адресованный Штольцу.
— Я немецкий офицер, верен присяге Гитлеру, а потому не имею права разглашать секретные данные.
— Вы уже не офицер, а военнопленный, задержанный как оккупант на нашей земле, — перевела Лидия Федоровна реакцию своего начальника на ответ фашиста. — Вы теперь будете отвечать по нашим законам как захватчик, а поэтому есть смысл отвечать прямо на поставленные вопросы военным командованием воющей с вами армии. На ее стороне — правда и победа.
— Германскую армию вам не одолеть. Это временный ваш успех под Москвой. Скоро мы покажем истинно арийскую силу.
Однако надолго арийского духа Штольцу не хватило. Скоро он признался, что являлся штабным офицером одного из полков 336-й пехотной дивизии группы армий «Центр». С каждым вопросом ответы пленного становились все конкретнее, обширнее и ярче. Обрисовывалась схема расположения частей противника и направление возможного главного удара. Результаты допроса Штольца докладывались вышестоящему военному командованию через особый отдел армии.
После того как начальник отдела Сергеев Павел Федорович отправил обобщенную справку по Штольцу, он подошел к секретарше и поблагодарил ее за качественно выполненную работу.
— Спасибо вам, Лидия Федоровна, за помощь. Раскололи мы с вами крепкий орешек. Две работы сделали быстро: и переводчицы, и машинистки. Повезло отделу с таким приобретением.
Лида засмущалась, покраснела и прореагировала, как обычно реагируют чистые и честные люди безо всякой ложной скромности, которая бывает так же гнусна, как и тщеславие. Вместе с тем она не подделывалась под естественность и не напускала на себя простоту, как это делали довольные собой, своими поступками и недурными действиями иные люди, встречавшиеся ей по жизни.
— Павел Федотович, чему училась, то и пригодилось, по-другому тут нельзя было действовать, — ответила секретарша и снова зарделась.
— Молодец!
УСТАНОВЩИЦА
У Лужского укрепленного района немецкие войска 4-й танковой группы генерал-полковника Эриха Гепнера, получившего это звание после французской кампании в 1940 году, натолкнулись на ожесточенное сопротивление со стороны наших войск. Оборонительные сооружения на этом рубеже строились руками ленинградцев, в большинстве своем женщин и подростков, так как взрослые мужчины уходили в армию и ополчение. Итак, вражеским войскам не удалось овладеть городом сходу. Эта задержка взбесила фюрера, и он вынужден был срочно выехать в группу армий «Север» к генерал-фельдмаршалу фон Леебу с целью подготовки плана захвата Ленинграда не позднее сентября 1941 года. Гитлер полагал, что захват северной столицы русских даст не только военный выигрыш, но и принесет огромные политические дивиденды в связи с потерей Советским Союзом символического смысла — колыбели Октябрьской революции.
4 сентября сорок первого город подвергся первым артиллерийским обстрелам со стороны оккупированного немецкими войсками города Тосно.
С этого периода в городе на Неве не проходило дня, чтобы что-то не взрывалось, не обрушивалось, не горело. Вражеские самолеты систематически бомбили город. Однажды Зина пробиралась по разрушенному городу для выяснения, кто проживает в квартире по одному из адресов Лесного проспекта. Мимо нее промчалась автомашина. На кузове полуторки молча сидела группа офицеров.
«Наверное, они едут с аэродрома Левашово, — подумала Зина Шепитько. — Прилетели с Большой земли на помощь нам».
Немного впереди шел переполненный народом трамвай, а рядом тяжело тянула повозку с полуобгоревшими досками, брусками и бревнами худосочная лошаденка, по спине которой возница нежно похлестывал вожжами. Она недовольно фыркала, но упрямо тянула поклажу на телеге со скрипучими колесами. У трамвая завизжали тормоза перед остановкой, на которой стояла большая группа ожидавших ленинградцев. И вдруг Зина услышала свист, и тут же раздался разрыв снаряда. Многие на остановке попадали, обливаясь чужой и своей кровью.
Второй взрыв, третий…
Зина упала на тротуар. Трамвай разнесло в щепки. Заискрились оборванные контактные провода при замыкании, попадая на металлические детали разорванного на стальные куски трамвая. Груды убитых граждан. Заметались на остановке раненые и искалеченные, в основном женщины и дети. Поваленная лошадь с оторванной задней конечностью неистово ржала и настойчиво пыталась подняться. Людские тела были разбросаны и размазаны по окровавленной булыжной мостовой. Стон и плач, проклятие и негодование неслось со всех сторон.
Голова Зины гудела, как колокол. Перед глазами летали какие-то рваные темные пятна, мешающие ей разглядеть реальность из-за искусственной потери их приспособляемости к рассмотрению предметов на различных расстояниях. Но вот, наконец, аккомодация пришла в норму, и она отчетливо увидела испачканного гарью мальчишку лет восьми-девяти, наклонившегося к убитой женщине. Потом он припал к ней и стал целовать в щеки, причитая: «Мама, мама, что же они наделали!?»
К месту трагедии спешили ленинградцы, а где-то сигналили кареты скорой помощи и пожарные машины.
Зина встала, отряхнулась и поняла, что здесь в обстановке разберутся те, кому положено по службе это делать. У неё же было ответственное оперативное задание — установить конкретного человека, возможно проживающего в названном доме. Его подозревали органы госбезопасности в наведении самолетов противника светом мощного электрического фонаря и запуском зеленых ракет. Установ-щица действовала от имени милиции, и в частности уголовного розыска. Она посетила домоуправление, выписала всех проживающих в доме, поговорила с дворниками и сторожами недалеко от дома расположенной механической мастерской. Все собранные данные она понесла оперативникам. В ходе анализа материалов они пришли к выводу, что этим человеком мог быть только одинокий житель квартиры № 34 Жигало Никанор Ефимович, который до блокады приехал из Латвии к скончавшейся внезапно родственнице.