Алатырь-камень - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Елманов cтр.№ 45

Хорошо хоть, что с церковными делами все уладилось, так что теперь можно было полностью переключить внимание на князей, съезжающихся в Киев.

– Без тебя точно ничего не выйдет, а вот если ты перед ними вдохновенную речугу закатишь, тогда шанс появится, – сказал Константин и честно признался: – Хотя и мизерный.

– И в чью поддержку мне эту речугу произносить? – поинтересовался владыка Мефодий.

Константин немного помедлил, хотя над этим вопросом думал не раз и не два. Как ни крути, но кандидат, который подходил по наибольшему количеству позиций, имелся только один. Прочие в эту роль не укладывались вовсе и были отметены рязанским князем изначально.

Однако, глядя на владыку Мефодия, он лишь буркнул:

– Завтра я тебе его назову. Сегодня же еще раз подумаю и прикину все в последний раз.

Константин не соврал. На следующий день он действительно озвучил своему митрополиту имя первого русского царя и усмехнулся, заметив удивление на лице Мефодия.

– А ты думал, владыка, что я себя назову? Говорил же, что я у князей вообще не котируюсь, – и повторил: – Только Мстислав Удалой. Если эти Рюриковичи и на него не согласятся, то тогда вообще все бесполезно.

* * *

И бысть велико горе по всей Руси о ту пору, ибо по неразумию свому и неведению избраша отцы церкви не наидостойнейшего, но паки и паки наиплохейшего изо всех, ибо бысть епископ Мефодий первейшим потатчиком рязанскому князю во всех его поганых помыслах и злых началах.

Из Суздальско-Филаретовской летописи 1236 года. Издание Российской академии наук. СПб., 1817

* * *

Взликоваша земля Русская, ибо избрахом о ту пору на златой престол митрополичий наидобрейшего и мудрейшего из епископов, коему, яко русичу, все беды и злосчастия земли и людишек, на ней живущих, доподлинно ведомы бысть. Первый раз к избранию подобному длань Ярослав Мудрый приложил, егда в митрополичий сан в лето 6559-е от сотворения мира святого Иллариона облекли. Ныне же Константин Божий Заступник оному избранию немало спопешествовавши.

Из Владимирско-Пименовской летописи 1256 года. Издание Российской академии наук. СПб., 1760

* * *

Я полагаю, что, учитывая возрастающий с каждым годом авторитет князя Константина, который стоял не просто во главе княжества, но Рязанской Руси, к тому же памятуя, что он вдобавок имел рычаги давления на половину всех епископов, возведение в сан митрополита епископа Рязани и Мурома владыки Мефодия не составило для него ни малейшего труда.

В немалой степени этому поспособствовала и сама личность духовного владыки. Пожалуй, каждый из епископов, собравшихся на церковный съезд, отчетливо сознавал, что именно он и есть самый достойнейший из них.

Все это в совокупности и повлияло на единогласное избрание владыки Мефодия, который уже с первых дней своего служения проявил себя деятельным и энергичным человеком. Правда, справедливости ради отметим, что он не был полностью беспристрастным. То есть до конца объективным назвать его затруднительно, что и показал последовавший вслед за церковным съезд русских князей…

Кстати, вполне логично предположить, что именно по этой самой причине владыка Мефодий и получил столь резкую негативную оценку со стороны суздальского летописца Филарета, у которого к тому же еще не улеглась обида на Константина за то, что тот решительно отверг его кандидатуру при избрании владыки Суздальской и Владимирской епархии.

То есть, выказывая свое критическое суждение, сам автор летописи также далек от беспристрастной объективной оценки сложившейся ситуации.

Албул О. А. Наиболее полная история российской государственности. СПб., 1830. Т. 3, с. 28.

Зачем кому-то в битвах погибать?

Как влажно дышит пашня под ногами,

Какое небо щедрое над нами!

Зачем под этим небом враждовать?..

М. Семенова

Князей в покоях Мстислава Романовича Старого собралось изрядно. Даже после всех кровопролитных битв, после, казалось бы, почти полной гибели всех князей Владимиро-Суздальской Руси, их набралось ровно два десятка. И это было первым, весьма неприятным сюрпризом для Константина.

Он-то предполагал, что их будет всего четверо, из Киевского княжества, Смоленского, Галицкого и Владимиро-Волынского. Пятым был бы он сам, князь рязанский.

В конце-то концов, пусть даже прибыл бы князь новгородский, хотя это уже было бы неправильно, поскольку в Великом Новгороде сидел Всеволод – второй сын Мстислава Романовича Старого, который таким образом приобретал бы сразу два голоса.

Однако Константин никак не ожидал встретить на съезде того же Александра Бельзского, почти сразу же по прибытии выказавшего свой гнусный норов и принявшегося шептаться то с одним, то с другим князем. Вообще-то Бельзским его называли лишь по привычке. В его столице, равно как и в прочих землях, прочно сидел рязанский наместник. Скорее немолодого, сухопарого и желчного Александра правильнее было бы назвать князем-изгоем. Никак нельзя доверять такому человеку участвовать в выборе будущего царя, это…

Впрочем, разве он один таким был? Хорошо, что родня Мстислава Удалого прибыла. Это даже на руку. Скорее всего Владимир Псковский и Давыд Торопецкий подадут голоса за своего старшенького, тем более что в этом случае кто-то из них по лествичному праву сразу же переберется в Галич – второй по величине и своему богатству город Юго-Западной Руси.

Но вот выползший из Мазовии Михаил Городненский, невесть откуда вынырнувший Ростислав Степаньский, Владимир Пиньский, Иван Пересопнинский, Владимир и Ярослав Луцкие – это уж ни в какие ворота.

«Да кто их вообще пригласил в Киев?» – хотел уже он поинтересоваться у Мстислава Киевского, который тоже поглядывал на Александра с легким недоумением, но потом мельком столкнулся взглядом с князем Ярославом и сразу понял – его работа. Больше подобную пакость сотворить было просто некому.

Странное дело, вроде бы не воевали они ныне с бывшим властителем Новгорода, а чуть позже – Переяславля-Залесского, но чувство, что тот вот-вот прилюдно накинется на него с мечом в руках, не покидало Константина ни на миг. Уж больно люто полыхал ненавистью единственный уцелевший глаз Ярослава, неистребимой злобой рдели безобразные рубцы на его лице, изуродованном осколками гранат.

Даже стоя на праздничном богослужении в храме Святой Софии, Ярослав нет-нет да и бросал в сторону рязанского князя тяжелый взгляд, не обещавший ничего доброго.

Пожалуй, если бы весь этот негасимый огонь смертной вражды мог убивать, сжигать на месте, то от Константина осталось бы… Да ничего не остаълось. Ну разве что крохотная кучка пепла на полу кафедрального собора, изящно выложенного муравчатыми плитками.

Правда, для того чтобы посмотреть на ненавистного рязанца, Ярославу нужно было обернуться назад – поторопился он пролезть в почетный первый ряд. А вот у Константина имелась возможность спокойно разглядывать стоящих впереди и не спеша размышлять, прикидывать и оценивать, кто и как поведет себя на беседе, предстоящей после совместной трапезы.