Алатырь-камень - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Елманов cтр.№ 27

Уже находясь на середине моста, он обернулся назад и взмахнул рукой, то ли приветствуя свое войско, то ли прощаясь с ним. Что именно – он и сам толком не понял. Но увиденное бодрости ему не придало. Вся эта армия, насчитывающая более шести тысяч человек, так и оставалась разобщенной и расколотой на три части.

Самая большая, из туземцев, стояла наособицу, скучившись на правом крыле. Центр заняли горделивые рыцари ордена. Было их немало. При всей своей неприязни к епископу магистр Волквин и его помощник Рудольф собрали под Кукейносом изрядное количество своих воинов – более восьмисот человек. Примерно столько же было собственных рыцарей епископа. Хотя нет. Столько же, это если приплюсовать к ним еще и рижских горожан.

В душе епископа вновь колыхнулось беспокойство. Редко в каком замке в эти дни оставалось больше десятка рыцарей. В основном же пять-шесть, от силы семь-восемь. Стоило тем же семигаллам из Терветена, так и не покорившимся до конца, поднять мятеж, как их предводителю Вестгарду [45] вполне удастся захватить несколько замков. Попробуй тогда выкурить их оттуда.

Вот он, наглядный пример перед глазами. Проворонили Кукейнос, причем самым бездарным образом, а теперь что с ним делать, скажите на милость? Как там сами русичи говорят: близок локоть, да не укусишь – так, кажется? Все правильно говорят. Теперь надежда только на собственное красноречие да на то, что удастся запугать князя. Можно, к примеру, заявить, что они будут стоять здесь хоть до страшного суда, намертво блокировав все подступы. Впрочем, об этом лучше не говорить – уж очень смешно будет звучать. Достаточно вспомнить, что приключилось с рыцарями, которые вознамерились захватить пристань.

Не-ет, тут нужно действовать значительно тоньше и умнее.

«Может, ему выкуп предложить? – подумалось вдруг. – Стыдно, конечно. Получится, что русский князь нас одолел, но ведь так оно и есть. За последние десять лет мы с Волквином не потеряли столько рыцарей, сколько сейчас, всего за какую-то неделю с небольшим. Да, я правильно сделал, когда уже на второй день осады, почувствовав неладное, пообещал магистру, что в случае взятия замка отдам ордену не треть, а половину».

Бедный Волквин так воодушевился, что на другой день попробовал взять Кукейнос со стороны реки, после чего быстро растерял всю решимость. Епископ попытался было привести магистра в чувство, заявив на шестой день, что передумал и решил подарить весь замок братьям из ордена, но что толку.

Теперь, учитывая, что выкупать его придется на свои кровные, договор, разумеется, аннулируется, лишь бы только князь Константин согласился на выкуп. А если нет?

Епископ скрипнул зубами в бессильной злобе. Больше всего он не любил ситуаций, из которых не видел приемлемого для себя выхода. Случалось они в его жизни редко, даже крайне редко, но от этого он еще болезненнее переживал каждую из них.

Оставалась, правда, хлипкая надежда на то, что русский князь внемлет словам о том, что закон есть закон. И с князем Вячко и с князем Всеволодом у епископа имелись соответствующие договоры, где ясно говорилось, что в результате сделки половина Кукейноса и все Гернике по праву принадлежат ливонской церкви, но когда удачливые завоеватели считались с законом?!

Улестить, умастить, наобещав с три короба, – это отец Альберт умел. Вот только поддастся ли Константин на уговоры? На глупого и простодушного полоцкого князя рязанец навряд ли похож, иначе ему нипочем бы не одолеть вначале Владимиро-Суздальскую Русь, а затем, почти одновременно, огромные полчища половцев на юге и могучую рать почти всех русских князей.

Перед тем как появиться под стенами Кукейноса, отец Альберт сделал все, что только мог. Он отыскал в Риге тех купцов, которые за последние годы пусть изредка, но общались с рязанскими торговцами. Нашел даже одного, который трижды успел побывать на торжище в самой Рязани, а также в Ожске, откуда когда-то и начинал свое победоносное шествие Константин.

Расспрашивал епископ дотошно, не жалея времени, пытаясь вызнать все самые мельчайшие подробности о характере князя, его вкусах, пристрастиях и привычках, что он любит, а чего не жалует. Одному богу известно, что изо всего этого может пригодиться, если речь дойдет до переговоров. Поэтому, въехав внутрь замка, отец Альберт продолжал напряженно размышлять.

Во внутреннем дворе чистота и порядок, ни следа крови – значит, воинов своих князь держит твердой рукой, умеет заставить их выполнить черную работу. Или у него много сервов, оставленных в замке прежними хозяевами? Ну-ка, ну-ка. Да, так и есть. Вон одна любопытная рожица высунулась из окна нижнего этажа, а вон и другая рядом с ней. Стоп, это еще что такое? Или показалось? Нет, точно – и впрямь улыбаются, пальцами в епископа тычут.

«Не иначе как именно они открыли ворота и опустили мост, – пришел к окончательному выводу епископ, неторопливо проехав весь небольшой внутренний дворик, чисто выметенный и чуть ли не вылизанный. – Значит, все-таки предательство. Ну, правильно. Воины Константина не летучие мыши, чтобы бесшумно добраться до замка, и не совы, чтобы видеть в темноте, да и когтей у них нет, по стенам не вскарабкаться. Точно, предательство. Надо бы запомнить эти улыбающиеся рожи, а потом расплатиться с каждым в отдельности».

Что неприятно поразило отца Альберта в первые же мгновения самой встречи с князем, так это почти полное отсутствие почтения к его высокому духовному сану. Впрочем, что со схизматика возьмешь, хотя, помнится, тот же полоцкий князь проявил при свидании с ним гораздо больше уважения – и руку поцеловал, и даже попросил его благословения, а этот…

«Впрочем, возможно, что я слишком пристрастен, – размышлял епископ, неспешно шествуя вслед за князем. – Известно, a prima facie [46] вещи и люди часто кажутся нам не такими, какие они есть на самом деле. В конце концов, если что-то неясно, то лучше не торопиться с выводами. Да и с разговором тоже. Пусть сам князь начинает, а мы будем лишь направлять его речь в ту сторону, которая нам наиболее выгодна».

Как-то незаметно свита епископа, которая, правда, и насчитывала-то всего лишь три человека, растаяла по пути. В небольшой комнатке, скудостью убранства напоминающей прибежище монаха-схимника, они оказались вдвоем – сам епископ и князь.

Впрочем, глянув на грубо сколоченный стол, ломившийся от всевозможных яств и напитков, а также на два удобных вместительных кресла, придвинутых к нему с противоположных сторон, про келью епископ уже не думал.

Разговор начинать пришлось, к огорчению отца Альберта, ему самому. Константин же ограничивался преимущественно односложными репликами, причем какими-то двусмысленными, если не сказать – загадочными.