Бойд расслабился, больше не похожий на бога войны, собирающегося уничтожить всех и вся.
– Хорошо. Знай, я убью любого мужчину, который попытается причинить тебе вред.
Ее потрясла горячность его слов – как и инстинкт. Примитивный инстинкт мужчины, вставшего на защиту женщины. Нет, не просто женщины, а его женщины.
– Я знаю, – сказала Розалин.
Розалин действительно это знала. Робби Бойд будет защищать ее ценой своей жизни. С ним она в безопасности.
Но не исходит ли опасность от него? Сможет ли он защитить ее от самого себя? Поскольку чем дольше она оставалась здесь, чем больше узнавала и понимала его, тем труднее ей будет расстаться с ним.
Он несколько мгновений рассматривал ее:
– Очень хорошо. Я сниму охрану.
Она просияла от этой неожиданной уступки:
– Спасибо.
Их взгляды встретились на мгновение, но этого было достаточно, чтобы наполнить ее грудь странным теплом.
Робби коротко кивнул ей и вышел.
Бойд поморщился, когда лезвие порезало ему шею.
– Черт тебя возьми, Малкольм, смотри, что ты делаешь. Мне нужно, чтобы меня побрили, а не перерезали глотку.
Парень состроил гримасу и аккуратно провел изогнутым лезвием по подбородку Робби.
– Извините, капитан. Это мой брат – цирюльник.
Робби провел рукой по выбритому месту – его пальцы окрасились кровью.
– Хорошо, что это только бритва, а не стрела.
Парень нахмурился:
– Вы могли подождать, пока Ангус вернется с Дугласом. Я не знаю, почему вы в такой спешке – они должны приехать со дня на день. А бороду вы носили и раньше.
– Я уже говорил тебе, что она чесалась, – сказал Робби, словно обороняясь.
Что, бога ради, он делает? Парень был прав. Он привык к бороде. Ему нравилась борода. Но не такая неухоженная. Всякий раз, когда он смотрел на Розалин, он чувствовал себя проклятым варваром, каким она его и считала.
Ей здесь не место. Бойд знал это, и все окружающие это знали. Всякий раз, когда она выходила из палатки, все вокруг словно стихало. Все прекращали заниматься своими делами и поворачивались к ней, наблюдая за ней, словно она была неземным созданием.
В своих изящных, пусть даже слегка испачканных, платьях, с утонченными английскими манерами и золотистыми волосами она выглядела так, словно должна была танцевать при свете канделябров в Уайтхолле, а не прибираться в палатке посреди Эттрик-форест. А после месяцев, проведенных в первобытных условиях их лагеря, Налетчик и его люди выглядели так, что их можно было бросить за решетку лишь за то, что они осмеливались смотреть на нее.
Его люди смотрели на Розалин с разной степенью враждебности, но невозможно было отрицать ее красоту, аристократизм и невинность. Ну, возможно, она не была совсем невинна, но он ни за что не будет думать об этом.
Тем не менее было похоже, что он не в состоянии думать ни о чем другом.
«Робби»…
О черт!
Он, должно быть, выругался вслух.
– Что-нибудь не так? – забеспокоился Малкольм.
– Нет. Только поторопись, парень.
Он должен был говорить эти слова самому себе. Робби знал, что играет с огнем. Чем быстрее прекрасная Розалин покинет их, тем лучше. Она вьет из него веревки. Он боится спать в собственной палатке, и от недостатка сна все время раздражен и в плохом настроении. Он бреется среди бела дня. Он накричал на Йена и Арчи Дугласов за то, что они хмурились. И он согласился разрешить заложнице – его средству заставить Клиффорда повиноваться – свободно разгуливать по лагерю.
Робби также согласился попытаться быть хорошим – дружелюбным. Господи, во что он ввязался? Она и так ему слишком нравилась.
Если расценивать их недавний разговор в палатке как пример, она будет знать всю историю его жизни до того, как покинет их. Его школа? Уоллес? Фермер? На секунду он представил себя женатым, окруженным детишками. Очень скоро он признается ей, каким образом вступил в Хайлендскую гвардию.
Но главная проблема заключалась в ее реакции. Сострадание, понимание и глубокое чувство справедливости были последними качествами, которые он рассчитывал найти в англичанке, особенно в сестре Клиффорда – этого образчика несправедливости. Но Розалин была все та же милая девушка, которая шесть лет назад рискнула всем, чтобы исправить несправедливость.
Бойд хотел бы сказать то же самое о себе, но шесть лет войны ожесточили его, сосредоточили только на одном. Не оставляя места ни для чего другого.
Ради них обоих, чем быстрее ее брат согласится на перемирие, тем лучше.
Малкольм закончил бритье и протянул Робби влажную тряпку, чтобы стереть оставшиеся прилипшие волоски.
– Это очень необычная бритва, – сказал Малкольм, протягивая ее Робби. – Где вы ее взяли?
Робби положил бритву в свою сумку.
– Мой друг сделал ее для меня.
Магнус Маккей по прозвищу Святой в Хайлендской гвардии был не только лучшим воином из всех, с кем Бойд был знаком, он лучше всех знал самые опасные участки нагорья, к тому же обладал талантом изготавливать необычные виды оружия и время от времени улучшал бытовые инструменты, такие, как бритва.
По иронии судьбы Маккей стоял перед ним спустя несколько минут вместе с Кеннетом Сазерлендом, новым членом гвардии, Юэном Ламонтом, Йеном Маклином, Артуром Кембеллом и Грегором Макгрегором. Шесть членов Хайлендской гвардии прибыли с Дугласом из Данди. Дуглас был одним из немногих доверенных советников короля, который знал о секретном отряде воинов и об их именах.
Робби сразу понял: у Брюса есть для них задание, и оно, должно быть, очень важное, если потребовались почти все члены элитного отряда. Отсутствовали только Тор Маклауд, Эрик Максорли и Лахлан Макруайри.
Они стояли на поляне, которую обычно использовали для тренировок. Робби встретил гвардейцев, извещенный об их прибытии одним из разведчиков, охранявших лагерь.
– Что за событие? – спросил Маккей, разглядывая подбородок Робби. В качестве приветствия они пожали друг другу предплечье. – Я не помню, когда видел тебя в последний раз чисто выбритым.
Робби мысленно выругался, проклиная свой порыв, который даст его собратьям слабый запах для преследования. Они все как один обладали собачьей хваткой. Если они свяжут его бритье с присутствием Розалин, их насмешкам не будет конца.
– Это было на твоей свадьбе, Святой, – услужливо подсказал Макгрегор.
Робби мрачно посмотрел на него:
– Единственная причина, по которой ты это помнишь, это то, что ты все еще злишься из-за той девушки. Я понимаю, тебе трудно поверить, но не все женщины предпочитают хорошенькие личики.