Не хочу быть полководцем - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Елманов cтр.№ 46

– Коли нынче выехали бы, на Пасху уже в Москве бы были, а ежели задержаться еще на пару-тройку дней, точно Христово воскресение в пути встретим. Да и чего ждать-то? – пожал плечами Пантелеймон.

– Как чего? Сказано же: припасы подъедены! – возмутился я. – Вот в Пскове и прикупим все, что надо в дорогу.

– А ведь дело боярин сказывает, – задумчиво заметил Фрол, большой любитель поесть. – Припасов лучшей всего во Пскове прихватить.

– Не христарадничать же нам в пути, – тут же подхватил его брат-близнец Савва.

Маленький Ерошка молчал, могучий Поликарп – с меня ростом, но раза два шире в плечах – тоже, однако чувствовалось, что они тоже склоняются к мнению близнят.

– До Великих Лук дотянем, а там чего-нибудь раздобудем, – продолжал упорствовать Пантелеймон. – Да и отсель тоже, чай, не пустыми поедем, дадут припасов-то.

Но тут, к счастью для меня, в спор вмешался старый князь. Авторитетно заявив, что в Великих Луках ныне и самим стрельцам трескать нечего, а также предупредив, что припасов нам в дорогу он выделит, но немного, ибо лето выдалось неурожайное, а потому и впрямь лучше всего нам прикупить их во Пскове, Андрей Тимофеевич тем самым поставил увесистую точку в разговоре. Понимаю, что хозяин поместья стоял на моей стороне исключительно исходя из своих шкурных интересов, дабы мы послужили заодно эскортом его дочери, но все равно я смотрел на него с искренней благодарностью.

– А про задержку не сумлевайся, княж-фрязин, – заверил он меня. – Я сам весточку отпишу Михайле Иванычу и, что твоей вины в том нету, тож укажу.

Пантелеймон вздохнул, но, зная, что в деревнях и селах нам и впрямь вряд ли что-нибудь продадут – голодно весной на Руси, самим бы дотянуть до крапивы с лебедой, – нехотя согласился.

Вообще-то он оказался прав. На Алексея и впрямь резко потеплело, но мне уже было не до того – я стоял на обедне в небольшой полупустой церкви Жен-Мироносиц, держа в подрагивавших от волнения руках свечу.

Перемолвится по пути хотя бы словечком у меня не вышло – ох уж эти мамки с няньками и кормилицами, но зато теперь я твердо рассчитывал на долгожданную компенсацию и нетерпеливо поджидал, когда же наконец появится княжна. И мне было мало дела до наступившей оттепели, о которой я вообще не думал. Пускай хоть и впрямь с гор потоки польют – какое это может иметь значение, когда… Вот она, появилась.

Правда, эскорт у нее по-прежнему оставался внушительным. По бокам и сзади семенили аж четыре мамки-няньки или кормилицы – кто их разберет. Конечно, меньше, чем их было в пути, но все равно чересчур много.

Была и пятая – чернявая, но ее как помеху я считать не стал. Даша скорее своя среди чужих – союзница и помощница. Вон как глазки заблестели – заметила, значит. Не меня, конечно, Тимоху. Ага, Маше что-то на ухо шепчет. А вот это уже обо мне – иначе к чему бы у княжны щеки зарумянились.

Я тут же принял свои меры, достав из кармана горсточку монет. Тихонько толкнув локтем в бок увлеченного воркованием с Дашей Тимоху, сунул ему жменю, где было всего вперемешку – и копеек, и денег с полушками, чтоб он незаметно передал чернявой, а та раздала бабкам на свечи, пусть ставят кому хотят. У самого голова кругом, но стою, держусь, выжидаю момент.

Кажется, все, можно выдвигаться поближе. Эх, если бы людишек побольше, чтоб затеряться, да где там. Каждый человек как на ладошке – не очень-то помнит народ этого Ляксея. А еще говорят, что на Руси юродивым [44] самый почет и уважение. Дудки. Ну и ладно. Хоть постою рядышком, пока опять не набежала охрана из бабок. А Маша еще больше зарумянилась, но стоит – глазки долу, только видно, как губы шевелятся, молитву читают. Кому? О чем? Неужто, чтоб богородица от бесовского искушения избавила?!

Я пододвинулся еще ближе. Теперь совсем рядом. От плеча до плеча не больше ладони. И шепот жаркий:

– Не ходи сюда боле, грех тяжкий.

Вот так. Все труды прахом. И мои, да и чернявой тоже. Сердце ух с поднебесной высоты – и прямиком в черный колодец. Тоскливо. Но не зря говорят, что из колодца даже днем видны звезды. Вот и мне одна мелькнула, подсветила догадку: «Если бы и впрямь не хотела увидеться, то и сюда бы не приехала. А раз…» Додумывать не стал, достойный ответ тут же сам пришел на язык:

– Любовь господь заповедал.

– Батюшка иное сказывал, – возразила она.

Да пропади он пропадом, ваш батюшка! Так, кажется, сказал один киногерой? Эх, жаль, повторить не могу. Девятнадцатый век богобоязненный, но куда ему до шестнадцатого. Тут все куда как серьезнее.

– Коль господь дарит любовь, не станет же батюшка противиться велению бога, – шепчу я.

– Сказывают, и лукавый порой страсти нагоняет, – следует почти беззвучный ответ, и тут же – о женская непоследовательность! – вдогон за ним попрек: – Пошто тогда исчез? Хошь бы попрощался, а то яко дух святой улетел.

Ну тут я ответ знаю – заранее готовился.

– Это ты не приметила, – говорю. – Не исчез я, а в снег рухнул. Ранило меня. Хоть и не тяжело, а крови много набежало, вот я и не выдержал, упал. А очнулся, когда вы уже…

У-у, набежали, божьи одуванчики. Договорить не дадут. Видать, мало денег дал. Ладно. Нынче же еще у купцов наменяю. Чтоб на каждую из этих самых мироносиц по пучку пришлось, и чтоб вы их завтра час ставили, не меньше.

Хорошо чернявой. Никто за ней не следует, нравственность не контролирует. Как ушла себе свечки ставить, так до сих пор трудится… Вместе с Тимохой. А мне что делать? Ладно, подумаем, может, что-то и придумаем. Выручай, златокудрый Авось! И ты, пресветлая матушка Фортуна, не откажи в щепотке везения. Или самому предоставите выкручиваться?

На странноприимном подворье Ивановского монастыря пустынно – не та погода, чтоб хаживать на богомолье. На санях прикатишь – глядь, в обратный путь телегу снаряжать надо, а где ее взять? На коне если, как мы? Так богомольцы – народ смиренный и в годах. Но мне пустота – самое то. Думай сколько хочешь, никто не помешает. Разве только Пантелеймон гудит:

– Поедем, боярин, от греха подале. Уж и лужи показались. Того и жди потоп грядет – как выбираться-то станем?!

– А припасы? – напомнил я.

– Все закупил.

– Неможется мне. – И со вздохом добавил: – Вот пару дней отлежусь, богородице помолюсь – авось ниспошлет облегчение. Тогда и тронемся.

Болезнь – козырь убойный. Больным и впрямь нельзя отправляться в дорогу, особенно в такое время, когда дорог нет вовсе. Угомонился Пантелеймон, отвязался. Теперь можно и подумать.

На другой день народу в церкви прибавилось вдвое против прежнего. И не потому, что нынче неделя, а в воскресенье на обедню в храм собирается куда как больше людей. Такое там, в городе, а здесь этого ждать не приходится – удален от Пскова монастырь. Так что пускать дело на самотек я не мог. Надо было взять организацию наплыва верующих в свои руки. И мы с Тимохой взяли, после чего нищих на паперти монументального трехглавого собора Иоанна Предтечи, главного монастырского храма, резко поубавилось.