Белая горячка. Delirium Tremens - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Липскеров cтр.№ 33

Когда счастливый Мэн открыл глаза, вместо Медсестры сидела какая-то совсем юная Телка в белом мини-халате и читала помесь детективного романа с любовным. Мэн посмотрел на ее изящные коленки и подумал, что у Медсестры коленки красивей. А еще он подумал, что никогда их не видел. Или видел?.. И вообще, где она сама?..

А Телка, почувствовав на своих коленках взгляд Мэна, одернула халатик и вышла из бокса. И снова вернулась с сосиской и гречневой кашей на тарелке. Мэн поел, захотел спустить ноги, но Телка ему не позволила.

– Вам еще рано, больной, – строго сказала она, но Мэн ее не слышал. Он слышал только свои ноги. Они опять были! И он опять мог ими командовать.

На следующий день его вернули в палату. В течение десяти дней он регулярно ходил на перевязки и мерил шагами коридор этажа, чтобы шунты прижились и чувствовали себя, как родные. А потом его выписали. Жизнерадостный Хрен долго жал ему руку. Жена и Старший вели Мэна до выхода из больницы. Потом Старший передал конверт Жизнерадостному Хрену и погрузил Мэна в машину. Машина тронулась, и Мэн услышал зовущий призыв Жизнерадостного Хрена:

– Приходите к нам еще!

Дома Мэна ждал обед.

– А как же?! – спросил он. – Рекомендованные…

– Что? – не поняла Жена.

– Сорок-пятьдесят граммов. Для сосудов. Как лекарство.

– Опять?! – безнадежно спросила Жена.

– Да ты что?! – возмутился Мэн. – Только как лекарство. Мне вовсе даже не хочется. Но нужно. А потом, – пошутил он, – я же ведь еще не был в санаторном отделении…

Именно пошутил. Он твердо знал, что больше никогда не попадет в дурдом. Уж на этот раз силы воли хватит, чтобы удержаться на сорока-пятидесяти граммах.

Силы воли хватило на два месяца. Потом Мэн пошел на юбилей своего товарища, Великого режиссера. В студии собралось тридцать пять-сорок человек творческой элиты, каждого из которых Мэн знал только по фильмам, картинам, скульптурам… Мэн почувствовал себя, как композитор Крутой в компании Шнитке, Губайдуллиной и Денисова. Чтобы освоиться, Мэн решил выпить сто граммов. Освоился и начал мрачно шутить. Поначалу его шутки юмора проходили не очень, но после очередной пары соток он нащупал приемлемый стилек. Он сидел чуть сзади юбиляра и тихо комментировал каждый тост. Юбиляр взрыдывал и орал:

– Послушайте, что Мэн сказал!

Мэн с каменным лицом повторял комментарий, и великие хохотали. Периодически Мэн заправлял себя, уже не думая, что с ним будет потом, назавтра. В данный момент он должен был соответствовать! Никоим образом не уступать площадку. Жених – на свадьбе, покойник – на похоронах. Железной рукой задушим комплекс неполноценности. Нет – неуверенности! Собственно говоря, Мэн всю жизнь и давил в себе чувство неуверенности в себе. Неуверенности в своих способностях, неуверенности в возможности заработать на жизнь своих детей, неуверенности в том, что с ним будет завтра. И самое главное, в неуверенности необходимости этого самого завтра. Поэтому он пил и шутил. И чувствовал себя ровней этим великим людям, стараясь не думать, что его шутки завтра забудут, а его самого будут вспоминать весьма смутно. Калифчик на час. Наутро он послал Жену в магазин. Но Жена, как и ранее, уже сходила. Мэн принял на грудь и, как ни странно, с аппетитом поел. А потом ему позвонил Великий.

– Ну, Мэн, ты вчера всех очаровал.

Мэн воспарил.

– А как я ушел? – спросил он.

– Нормально, – ответил Великий, – тебя до метро проводила Ассистентка.

– Ассистентка? – переспросил Мэн, не помнивший никакой ассистентки.

– Ага, – подтвердил Великий. – И вернулась через два часа жутко одухотворенная.

– В каком смысле? – ошарашился Мэн.

– А это у тебя надо спросить? – засмеялся Великий.

– Обязательно спрошу, – подавленно сказал Мэн и повесил трубку.

Это было невероятно! Уже давно женщины не были им одухотворены. Потому что женщин не было. Кроме Жены. А Жена не считается. Так что Мэн был вынужден выпить еще и еще, чтобы вспомнить, чем же могла быть одухотворена Ассистентка. И вспомнил. Они сидели на лавочке, и Мэн рассказывал ей содержание своих непоставленных сценариев. Та слушала очень внимательно и, когда Мэн замолкал, давала ему глотнуть из предусмотрительно прихваченной бутылки.

– А почему же они не были поставлены? – удивлялась Ассистентка. – Ведь это же здорово.

– А потому, детка, чем тоньше сценарий, тем труднее ему найти такого же тонкого режиссера. Представь себе…

Мэн сжал кулаки и попытался указательными пальцами попасть друг в друга. Ему это удалось.

– А теперь подумай, – сказал он, – попадешь ли ты друг в друга концами иголок? – И сам себе ответил: – То-то и оно.

Ассистентка подумала и сказала:

– Когда я подучусь, я поставлю ваши сценарии. Я вас обожаю, Мэн.

Она поцеловала мэнову руку и ушла.

И когда Мэн вспомнил все это, то жутко возгордился и послал Жену за второй бутылкой. А потом наступила депрессия, и, чтобы снять ее, Мэн послал Жену за третьей…

Две недели Мэн не выходил из дома. Он пил и закусывал йогуртами. Но не только. Изредка он, просыпаясь в ночи, выпивал и чувствовал жуткий голод. Тогда он вставал, шел к холодильнику и прямо из кастрюли хлебал сваренный Женой суп. И таким образом поддерживал иллюзию, что он все-таки ест. Что какая-никакая еда попадает в его организм и оставляет силы для неизвестно зачем протекающей жизни. Однажды он, не выдержав одиночества, встал поутру, чтобы увидеть кого-нибудь, кроме Жены, и пошел к магазину. Там он встретил одного Инвалида и одного Собачника. Они скинулись по пятнадцать рублей и купили полузабытый портвейн «777». А стакана-то, милостивые государи, у них не было. И тут какой-то человек вынул из кармана мутный стакан и протянул героям. Разлили, выпили, а остаток налили Владельцу стакана. И Мэн вспомнил его.

Флэшбэк

Двадцать пять, а может, и все тридцать лет тому назад около магазина «Продукты», что скромно расположился по соседству с одним иностранным посольством в одном из арбатских переулков, долгие годы с восьми утра ошивался человек по прозвищу Юрик. Сколько ему было лет, неизвестно. Может быть, сорок, а может быть, и все шестьдесят. Неизвестно. У Юриков возраста не бывает.

Он получал какую-то хитрую пенсию, которую до последней копейки отдавал жене. Живых денег у Юрика не было никогда. Но у него был стакан! Хороший, матерый, граненый, двухсотграммовый стакан. Люди, пьющие профессионально, достигшие в этом деле определенного положения, знают, что такое пустой стакан в восемь утра. Напитки, которые ввечеру летят в рот без задержки из рюмки, пивной кружки, призового кубка, подставки для карандашей, колпачка от авторучки, лампового плафона, канистры из-под бензина, фужера, рога, фетровой, велюровой, соломенной шляп, выемки в асфальте, горсти и просто из горла, в ранние росистые часы требуют только стакана. Любая другая емкость вызывает немедленный горловой, а затем и желудочный спазмы. Напиток не приживается. Рассос не происходит. Пошатнувшийся статус-кво в организме не восстанавливается. А без статуса-кво человек для общества бесполезен. Он не может стоять у станка, конвейера, кульмана, сидеть за рулем автомобиля, штурвалом самолета, комбайна, управлять сложнейшей электронной техникой, повсеместно заменяющей ручной труд. Для всего этого необходим простой стакан, который бережно хранился в правом кармане Юриковых брюк.