Смерш. Один в поле воин - читать онлайн книгу. Автор: Николай Лузан cтр.№ 41

— Петро, шо с тобой? На тоби лица нэма! — поразился произошедшей в нем перемене Лысый.

— Ты шо биса побачив? — вторил ему Шевченко.

Петр их не слышал и потерянным взглядом сопровождал Лидию Семеновну. Она последний раз мелькнула у ближних торговых рядов и скрылась в людской толчее.

— Петя, та шо с тобой робыться?! — всполошился Лысый и затряс его за плечо.

— А?.. Чего? — опомнился он и ответил первое, что пришло в голову: — Худо мне, хлопцы, живот крутит.

— Потерпи, по сто грамм добавим, и усе пройдет, — пытался подбодрить его Шевченко.

— Не поможет, похоже, я траванулся. После завтрака как-то не по себе уже стало.

— Это все сволочь Шойрих, кормит нас дерьмом! У мэни на прошлой недили пузо тож прихватило, — вспомнил Лысый.

— Извините, хлопцы, вы уж без меня, а я в общагу, отлежусь.

— Петя, може, два пальца в рот, и всэ пройдет, — продолжал уговаривать Шевченко.

— Не, хлопцы, только хуже будет. Я пойду! — отказался Петр и, выбравшись из базарной толчеи, присел на первую попавшуюся лавочку. Ему по-настоящему стало худо. Взгляд Лидии Семеновны, в котором смешались ужас и презрение, продолжал жечь и выворачивал его наизнанку. Те теплые чувства, которые до недавнего времени он испытывал в доме Пивоварчуков и очищавшие его изболевшуюся душу от скверны абвера, теперь обратились в прах.

«Ну, за что мне такое наказание? За что?! Как все это объяснить Вере? Черт же меня дернул тащиться на рынок! — казнился Петр и искал выход из положения. — Скажешь, что… — страдальческая гримаса исказила его лицо. — И что говорить? За тебя все сказала гитлеровская шкура. А ответ ты прочитал в глазах Лидии Семеновны. Но Вера же тебя любит. Кого? Фашистского холуя?! Но я же… Что я? Скажешь, советский разведчик? У-у-у», — застонал Петр и в ярости шарахнул кулаком по лавке.

Две старухи, проходившие поблизости, шарахнулись в сторону и, испуганно оглядываясь, поспешили скрыться в ближайшем переулке. За плетнем встревожено закудахтали куры, а из палисадника донесся женский голос:

— Шо случилось мило… — и оборвался на полуслове.

Мундир Петра ничего кроме страха не вызывал, и испуганное лицо скрылось в кустах смородины.

«Нормальные люди как от чумного шарахаются. А ты еще захотел, чтобы Вера и Лидия Семеновна тебя приняли», — с горечью подумал Петр и, выругавшись, побрел к Дону. Там, забившись в заросли ивняка, он остался один на один со своими мыслями.

Легкий ветерок гнал по воде слабую волну, она о чем-то тихо перешептывалась с берегом. В густом, стоявшем сплошной стеной камыше беззаботно чавкали сазаны. На противоположном берегу, в пойме, позвякивая колокольчиками, паслось стадо коров. Все вокруг дышало миром и покоем, и ничто не напоминало о войне и страданиях.

Но мир не наступил в душе Петра. В нем боролись два чувства: любовь и долг. Он не находил в себе сил сделать выбор и вырваться из этого заколдованного круга. Разведчик Прядко, связанный тайной с военными контрразведчиками, не имел права раскрыть ее перед Верой и Лидией Семеновной, а значит, путь в их дом был для него навсегда закрыт. Но просто Петр со своими слабостями и достоинствами, окруженный заклятыми врагами и нуждавшийся в человеческом участии, которое он нашел в семье Пивоварчуков, никак не желал с этим мириться. Воевать с самим собой оказалось выше человеческих сил. Стащив с себя ненавистную фашистскую форму, Петр сиганул в реку. Широкие круги далеко разошлись по воде. Дружный хор лягушек нарушил благостную тишину, а в ивняке тревожно вскрикнула сойка.

Прохладная вода остудила Петра. Вынырнув, он перевернулся на спину и уставился в небо. Там, в заоблачной вышине, свободно парили птицы, а ветер выстраивал из облаков фантастические замки. И снова щемящая тоска о Вере сжала его сердце.

«Ты должен забыть о ней! Должен!» — твердил он себе. Но чувства отказывались этому подчиниться. Перед глазами снова возникли лицо Веры и задорная, влекущая к себе, улыбка. В ушах звучал ее певучий, мелодичный голосок. Образ девушки преследовал его как наваждение. Пытаясь избавиться от него, Петр раз за разом погружался в воду и, когда силы оставили, выбрался на берег. В изнеможении опустился на теплый песок и не заметил, как его сморил сон. Проснулся он от холода. Солнце спряталось за облака, а с севера подул холодный ветер.

В общежитие Петр возвратился задолго до ужина. В комнатах и бильярдной царила непривычная тишина. Инструкторы, пользуясь благодушным настроением Гопф-Гойера, отрывались на полную катушку. Петр вяло погонял шары, а когда подошло время, отправился в столовую. Ужин показался безвкусным, и, почти не тронув, он оставил его на столе, возвратился к себе в комнату, лег на кровать и попытался забыться. Но глубокое чувство к Вере продолжало бередить душу. Взгляд Петра упал на шкаф. В нем за ворохом белья хранилась дежурная бутылка. Это было последнее средство, которое помогло бы ему на время забыться. Он поднялся, достал бутылку, в ней оказалась самогонка, налил стакан до краев, выпил и не почувствовал ее крепости. Она дала о себе знать, когда в дверь постучал дежурный.

— Чего надо? — заплетающимся языком спросил Петр.

— Партию в бильярд не хош сгонять?

— Не, я спать хочу.

— А на интерес?

— Я же тебе русским языком сказал: нет!

— А на немецкий шнапс слабо? — не отставал изнывавший от безделья дежурный.

— Пошел к черту! — потерял терпение Петр.

За дверью раздались обиженное сопение и невнятное бормотание. «Пристал как банный лист», — последнее, о чем подумал Петр и отключился. Пробуждение было внезапным. Его трясли словно переспевшую грушу. Он с трудом продрал глаза и в свете керосиновой лампы с трудом узнал Шевченко.

— Вставай, Петро! Вставай! Тревога! — тормошил он его.

— Какая тревога? Где? — спросонья Петр ничего не мог понять.

— Колесов сбег!

— Какой Колесов?

— Из группы Задорожного.

— Как? Куда?

— Я почем знаю. Гоп объявил общее построение, там такой шухер. Давай шевелись! — торопил Шевченко.

До Петра, наконец, дошло, что в группе произошло ЧП. Подобное на его памяти случалось всего два раза. Он встал с кровати, и его повело — сказывался выпитый стакан самогонки. С трудом попадая в брючины, он надел брюки, влез в сапоги и, на ходу застегивая пуговицы на кителе, выбрался из общежития. Со стороны плаца доносились гортанные команды. Лучи прожекторов суматошно метались по территории. Окна на втором этаже штаба сияли как рождественская елка. Серая безликая масса курсантов, инструкторов выстраивалась по подразделениям. Петр разглядел богатырскую фигуру Романа Лысого и пристроился рядом с ним.

Дежурный по группе подал команду, шум стих, и над плацем звучала разноголосица фамилий — шла перекличка. Она подтвердила факт — Колесов исчез из группы, а вместе с ним из кабинета Гопф-Гойера пропали документы. Он рвал и метал. Первыми получили свое дежурный по штабу вместе с помощником — они отправились на гауптвахту. Позже к ним присоединился непосредственный командир Колесова — Задорожный. Курсантов, чаще других общавшихся с ним, заперли в классе учебного корпуса, и за них взялся Райхдихт, надеясь вытрясти из тех хоть что-то, проливающее свет на побег Колесова. Остальных офицеров и инструкторов Гопф-Гойер разбил на тройки и направил на прочесывание города.