Между молотом и наковальней - читать онлайн книгу. Автор: Николай Лузан cтр.№ 58

Мыслями Ибрагим был уже в Трабзоне на груженном мукой и соляркой сухогрузе, где на него надеялись и ждали Урал с Кавказом. Сложив альбомы с фотографиями на полку, он подтащил к себе спортивную сумку и стал собираться в дорогу. Стук в дверь заставил его обернуться. Отец вошел в комнату, Ибрагим поднялся навстречу, и они долго смотрели друг на друга. В глазах сына отец прочел ответ на свой вопрос и с грустью сказал:

— Все-таки решил возвращаться?

— Да, папа!

Обычно скупой на слова и эмоции, он дрогнул и, пряча глаза в сторону, глухо произнес:

— Мне будет тебя не хватать, сынок.

На глаза Ибрагима навернулись слезы, и он срывающимся голосом воскликнул:

— Папа! Я вернусь! Я не ухожу от вас! Я… Я не могу сейчас остаться! Там ждут! Там.

— Не надо, Ибо! Ты мужчина! У каждого из нас своя дорога, важно, чтобы она не вела в тупик. Там будет нелегко, и дай бог тебе сил, чтобы ты прошел по ней с честью!

— Тебе не будет стыдно за меня, папа! — поклялся Ибрагим. И, подчиняясь порыву, отец и сын обнялись.

В аэропорт они поехали вместе с Аттилой, отец не захотел, чтобы он утонул в слезах матери и сестры. И потом всю дорогу до Трабзона Ибрагим вспоминал его последние слова и ощущал на себе этот согревающий теплом взгляд. Но тогда он не предполагал и не мог знать, что им уже не суждено больше встретиться. Внезапная смерть так и не позволила отцу и сыну осуществить свою давнюю и заветную мечту — пройти вместе по земле, где когда-то ступали Арсол, Коса и Гедлач Авидзба.

В тот холодный декабрьский вечер, когда груженый сухогруз отчалил от пирса в Трабзоне и взял курс на Абхазию, все мысли Ибрагима были связаны с тем, как избежать встречи с грузинскими кораблями и доставить до места груз. На этот раз погода и удача были на их стороне. Рассвет застал сухогруз у берегов Абхазии, которая встретила их пронизывающим до самых костей ветром и мокрым снегом. Он на время скрыл следы войны, но не беду, с которой сухумчане и вся Абхазия остались один на один. Им тогда казалось, что та первая послевоенная зима с холодными проливными дождями и свирепыми штормами на море никогда не кончится. Но наступил март и небо, еще недолго похмурившись, прояснилось. С каждым новым днем солнце набирало силу, и под его яркими лучами отогретая теплом земля оживала, а вместе с ней и люди.

Жизнь постепенно брала свое. Вновь зазеленели распаханные поля, а в домах пусть пока редко, но зазвучали младенческие голоса. В июне то в Гагре, то в Пицунде, то в Новом Афоне робкими стайками стали появляться невесть как пробравшиеся через границу отчаянные россияне. В настоящий праздник для сухумчан превратилось открытие в июле пустовавших до этого военных санаториев. На следующий день об этом говорила, без всякого преувеличения, вся Абхазия. И пусть большинство корпусов по-прежнему были пусты, но эти тридцать восемь человек, поместившихся в одном автобусе, значили для народа Абхазии гораздо больше, чем вся гуманитарная помощь, что каждое утро раздавалась у дверей Красного Креста. Их приезд пробудил надежду на то, что несправедливая и жестокая блокада будет снята с границ и к ним вернется уже позабытая жизнь с ее повседневными радостями и огорчениями.

Но мир холодной и циничной политики оказался слишком жесток, а они — Владислав Ардзинба, Ибрагим, Кавказ, Джон и еще тысячи и тысячи без вины виноватых были слишком наивны. В те июльские дни 1994 года они не знали, да и не могли знать, что еще бесконечно долгих пять лет им предстояло, сцепив зубы, вырываться из той чудовищной разрухи, в которой лежала Абхазия. И лишь в сентябре 1 999 года окно в «большой мир» для них приоткрылось — блокада на реке Псоу была частично снята. Но до этого времени им еще нужно было дожить.

Очередной рабочий день в администрации президента республики Абхазии Владислава Ардзинбы начался с хорошей новости. Приехавший накануне из Москвы министр иностранных дел Сократ Джинджолия в своем утреннем докладе сообщил о наметившихся положительных подвижках в позиции российского руководства по вопросу урегулирования абхазогрузинского конфликта. В ходе непростых переговоров в российском МИДе и Федеральной пограничной службе были достигнуты важные негласные договоренности о «смягчении» режима санкций на границе по Псоу и «дискретном» допуске российскими пограничниками турецких судов с продовольствием и горючим в порт Сухума. Это была полумера, но она позволяла частично ослабить удушающую петлю блокады, от которой третий год жестоко страдал его — Владислава Ардзинбы народ.

После ухода умудренного жизнью и мало чем уступающего знаменитому греческому тезке — Сократу, он не удержался и позвонил в Москву старым знакомым по работе в Верховном Совете, сохранившим крепкие связи в Госдуме и МИДе. Они были немногословны, но по крайней мере намекнули, что «процесс пошел» и грузинские конфиденты на Охотном Ряду и Смоленской площади начали сдавать свои позиции.

Их уверенный тон давал надежду на то, что в Кремле наконец нашлись трезвые головы, осознавшие очевидный для него факт, что не Грузия, а Абхазия является истинным союзником России в начатой американцами битве за Кавказ. Именно Абхазия, как считал он, со временем станет тем самым маленьким, но надежным локомотивом, который рано или поздно вытащит Грузию из-под «машиниста Шеварднадзе», мчащего ее на всех парах, а вместе с ней Закавказье, в объятия американцев и НАТО. Все это, вместе взятое, позволяло рассчитывать на положительные подвижки в предстоящих переговорах с грузинской стороной. В душе он надеялся, что хитрец Сократ сумеет найти лазейки, чтобы ослабить «удавку», которую «российскими руками» умело затягивал вокруг Абхазии Седой Лис — Шеварднадзе.

Закончив разговор с Москвой, Владислав Ардзинба в приподнятом настроении взялся за текущие дела, его не испортили даже «кричащие» проблемы, связанные с катастрофическим дефицитом горючего. Пошли вторые сутки, как на заправках закончился бензин и ситуация настолько обострилась, что затронула армию. Как докладывал министр обороны Султан Сосналиев, по этой причине на время были отложены сборы с резервистами, а в баки танков и патрульных катеров пришлось залить последние резервы горючего.

Блокада на границах Абхазии в очередной раз жестоко напомнила о себе, но президент не терял уверенности и надеялся, что в ближайшие дни испытанные друзья Аттила Авидзба и Урал Атыршба сумеют отправить из Турции танкер с горючим. В правительстве тоже не сидели сложа руки и не ждали у моря погоды, а с помощью «толкачей» в российской таможне всеми правдами и неправдами пытались пропихнуть через границу на Псоу бензин и солярку.

Приближалось время обеда, Владислав Ардзинба сложил документы в папку, и здесь раздался звонок из Тбилиси. По ВЧ-связи вышел сам Шеварднадзе. Белый Лис, как всегда, начал издалека, и чем дольше продолжался разговор, тем все более неуютно чувствовал себя Владислав Ардзинба. Последние конфиденциальные договоренности, достигнутые Сократом на встречах в российском МИДе, не составляли для Шеварднадзе секрета. Более того, в Тбилиси знали в деталях об «особых условиях»» пребывания российских пограничников в морских портах Сухума, Очамчыры и на авиабазе в Гудауте. Напрашивался очевидный вывод — произошла банальная утечка информации, а где дали «течь», голову не приходилось ломать. Это был далеко не первый случай, когда грузинская «пятая колонна», окопавшаяся в сталинской высотке на Смоленской площади, подставляла его и друзей Абхазии в российском руководстве.