— Второе?.. Сейчас увидишь!
Руки Кавказа взлетели вверх, и автоматная очередь взорвала сонную тишину пляжа. Щит брызнул фанерными щепками и на нем серой сыпью проступила латинская «V».
— Здорово! — восхитился Ибрагим и поспешил с ответом: — Теперь знаю второе правило: надо стрелять лучше, чем враг!
— И главное — первым! — поправил Эрик.
— «Первым» годится на фронте — там ты сам за себя, но не в охране. Здесь все иначе: надо хоть на секунду, но опередить врага, — не согласился Кавказ.
— Так и я о том же. С покойником оно как-то спокойнее разговаривать, — отшутился Эрик.
— Не совсем так.
— А как еще?
— Вычислить киллера раньше, чем он подумает стрельнуть, — опередил Кавказа с ответом Ибрагим.
— Молодец! — похвалил он и продолжил: — Но прежде чем палить, надо успеть прикрыть того, кого охраняешь. А это даже самому смелому сделать непросто. Все мы из крови и плоти, а когда смерть смотрит в лицо, то тут работают рефлексы. Сумеешь их победить — и тогда твое место в охране.
— Кто с этим спорит. Но дохляки с железной волей в охране тоже не нужны, — гнул свое Эрик.
— Если думаешь, что размер бицепса на скорость пули влияет, то ошибаешься, — усмехнулся Кавказ и затем сказал как отрезал: — Запомни, Ибо, для телохранителя главное — мозги и воля!
— Уже запомнил! — заверил он и, помявшись, спросил: — Кавказ, а мне можно пострелять?
— Попробуй, — великодушно разрешил он и распорядился: — Эрик, отсыпь десяток и снаряди магазин.
— Я сам, — вызвался Ибрагим.
— Валяй! — махнул рукой Кавказ.
Эрик достал из рюкзака горсть патронов, и Ибрагим, обдирая пальцы об острые края магазина, вложил в него патроны, примкнул к автомату и вскинул к плечу. От волнения рекламный щит поплыл перед глазами, но холод металла вернул спокойствие и уверенность. В прицеле появилась буква «V», стараясь не сорвать курок, он плавно выбрал свободный ход и нажал на спуск. Автомат содрогнулся и норовил вырваться из рук. Плотнее прижав его к плечу, Ибрагим не терял цели и плавно давил на спусковой крючок. Затвор лязгнул, под ноги шлепнулась последняя гильза, и на рекламном щите вокруг буквы «V» образовался неровный круг.
Эрик присвистнул, а Кавказ с удивлением произнес:
— Ну ты даешь! А чего прибеднялся?
— Случайно, — скромничал Ибрагим и, не скрывая радости, попросил: — Можно еще?
— На сегодня хватит, а то у Эрика глаза на лбу так и останутся, — пошутил Кавказ.
Тот добродушно рассмеялся и, затянув лямку на рюкзаке с патронами, понес к машине. Ибрагим, гордый от похвалы, чувствовал себя на седьмом небе и потом в машине, блаженно улыбаясь, поглаживал, как живого, автомат. Невольная вина, которую до сегодняшнего дня он испытывал перед Гумом, ушла из сердца, и в нем заговорила гордость за то, что в ближайшее время ему предстоит защищать самого Владислава Ардзинбу.
Весь следующий день он провел за тем, что разбирал и собирал автомат и пистолет. К вечеру ему уже не составляло большого труда проделывать все это с завязанными глазами. Строгий экзаменатор Кавказ остался доволен результатом, и два следующих дня учил премудростям профессии телохранителя.
В среду, как обычно, после завтрака Ибрагим спустился к морю, забрался в дальнюю беседку и принялся штудировать написанный от руки и затертый до дыр конспект — пособие для телохранителя. Здесь его и нашел Кавказ. Он был немногословен и, коротко поздоровавшись, спросил:
— Ты готов ехать?
— Куда?
— На полигон!
— Прямо сейчас?! — обрадовался Ибрагим.
— Да! Считай, что теория закончилась! — подтвердил Кавказ и поторопил: — Только шустрее, одна нога здесь, а другая там. У меня мало времени.
— Я сейчас, только сбегаю за автоматом.
— Он не нужен, возьми только пистолет! — крикнул вдогонку Кавказ.
Ибрагим, как на крыльях, влетел в номер, схватил пистолет, кубарем скатился по лестнице и понесся к стоянке. Там поджидал УАЗ, за рулем находился Эрик.
— Привет, утюг не надоело держать? — начал он разговор с шутки.
— Тоже мне снайпер, давай на стрельбище! — оборвал его Кавказ.
— В корову, тем более соседа, точно попаду, — беззлобно огрызнулся Эрик и тронул машину.
Ехать пришлось недолго, и то, что Кавказ назвал стрельбищем, оказалось полуразрушенным то ли спортзалом, то ли клубом. Повсюду в коридорах и комнатах валялись поломанные стулья, обрывки волейбольных сеток и куски ваты. Не без труда они добрались до главного зала, служившего тиром. Об этом говорили противоположная стена, вся исклеванная пулями, и десяток наспех сколоченных фанерных щитов. На них неумелой рукой были намалеваны цветным мелом уродливые рожи, круги и квадраты.
Эрику не требовалось давать команды, он знал, что делать, и вывалил из сумки на чудом сохранившийся колченогий стол пачки с патронами. Кавказ не стал ждать, когда он их распакует, и распорядился:
— Заряжай сам! Шестнадцать выстрелов на шестнадцать секунд! Стреляешь только по круглым мишеням и рожам!
Ибо взял горсть патронов и принялся загонять в магазин, но они выскальзывали из пальцев и никак не хотели попадать в гнездо.
— Легче, не дави так! — посоветовал Кавказ.
Ибрагим ослабил нажим, и дело пошло быстрее. Второй магазин без задержек один за другим проглотил все восемь патронов и легко вошел в рукоять пистолета. Большой палец лег на предохранитель, а глаз нашел мушку.
— Огонь! — хлесткая команда подбросила его руку.
Гулкое эхо выстрелов пошло гулять по залу, и, когда последний раз лязгнул затвор, стрелка часов отсчитала тринадцать секунд. Все пули легли в цель.
— Молодец! Продолжай в том же духе! — остался доволен результатом Кавказ и решил усложнить упражнение.
Он потянул истрепанную веревку — и следующие три мишени суматошно задергались. Ибрагим повел пистолетом и нажал на спусковой крючок, фанерная щепа и кирпичная крошка пыльным облаком окутали стену, и, когда оно рассеялось, все увидели, насколько плачевен был результат.
— Не суетись. Суета нужна при ловле блох. Пошли на следующий круг, — не давал передышки Кавказ.
Ибрагим снова и снова повторял упражнение, но с каждым разом «беретта» становилась все более непослушной, а пули все чаще уходили «за молоко». Вскоре от напряжения глаз начал замыливаться, указательный палец не чувствовал ход спускового крючка, а ствол «клевал» при каждом выстреле. После очередной «пустой» серии он с грустью посмотрел на почти целехонькие мишени, потом на посуровевшего Кавказа, и с горечью произнес:
— Совсем не идет!
— Спуск не ловишь, — заключил он.
— Сам чувствую, но ничего поделать не могу! Палец как деревянный!