Потому что не собираюсь раздувать, потому что все в порядке, потому что ты драматизируешь, а на самом деле все в порядке. Я просто устала, вот и все. Дети когда-нибудь подрастут, и я не буду так уставать.
Ладно. А в пятницу я поеду с ними смотреть затмение, а ты сможешь отдохнуть, весь день после работы твой, ты, главное, ничего не делай, пальчиком не шевели, договорились?
Договорились.
– Расскажите, что вам удалось узнать? – просит доктор Лофтус.
Доктор Сексапил, как называет его Ли, уже уходил с работы, когда я нырнула в бассейн, однако молва разнеслась быстро, и он пришел поговорить со мной. Ценю внимание, но все же надеюсь, что не придется платить за эту беседу с психологом. Я рассказала доктору Лофтусу все, что успела выяснить за сегодня об отце, о его двойной жизни – интересно, много ли из этого было доктору уже известно, ведь он целый год общался с Кэт и с братьями отца. Все всё знали, все, кроме меня. Теперь я понимаю, каково приходится отцу: все вокруг помнят то, что ты забыл, это мучительно. Меня это сбило с курса. И кажется, больше всего меня огорчает тот факт, что в какой-то версии отцовской жизни я не существую, он предпочел, чтобы это было так. Пришлось мне проглотить ком в горле, прежде чем я смогла продолжить рассказ.
Доктор Лофтус слушал молча.
– Вы об этом знали? – спросила я.
Он не спеша обдумал мой вопрос.
– Они приходили ко мне в разное время и старались помочь в лечении Фергюса, рассказывали мне то, что, по их мнению, мне следовало знать о нем, что сам он уже не знает, так что – да, кое-что из того, о чем вы говорите, мне было известно, однако далеко не все, в особенности для меня неожиданно, что он использовал имя брата. Это новость для меня. – Подумав, он продолжал: – Инсульт часто приводит к потере памяти. Вы это знаете, мы это с вами обсуждали: путаница, проблемы с кратковременной памятью, риск заблудиться или потеряться даже в знакомых местах, трудности при выполнении инструкции, все это в более или менее сильной степени отмечается у Фергюса. Память может со временем улучшиться, спонтанно или в ходе реабилитации, и мы наблюдали признаки и того и другого вида улучшения, используя методы тренировки мозга. Тем не менее, – тут он подвинулся на край стула, уперся локтями в шаткий столик, рукава засучены, усталые глаза человека, работавшего с раннего утра, – тем не менее подавленные воспоминания или диссоциативная амнезия – явление принципиально иной природы. Подавленные воспоминания – это предположительно те воспоминания, которые человек, сам того не сознавая, блокирует, поскольку они связаны с сильным стрессом или травмой. Подавленные воспоминания – весьма сложный вопрос, некоторые специалисты предполагают их у жертв какой-либо травмы, другие это оспаривают. Некоторые надеются восстановить такие воспоминания терапевтическими методами, другие опять-таки сомневаются.
– Вы думаете, папа умышленно подавил воспоминания о марблс?
Он опять взял паузу на размышления. Не готов ответить однозначно, да это и невозможно, такая уж у отца болезнь – это всех нас сбивает с толку и озадачивает. Почему одно он помнит, а другое нет, почему одно и то же может то вспомнить, то забыть? Инсульт повредил его память – вот единственный ответ, каким я располагаю.
– Он узнает вас и вашу мать и помнит прожитые с вами годы, помнит свое детство и отношения с другими членами семьи, но забыл о примирении с братьями незадолго до инсульта, забыл женщину, в которую был влюблен, и ничего не помнит о марблс.
– Но вы сказали, что люди обычно блокируют то, что связано с травмой или стрессом. Шарики он любил и с этой женщиной, и с братьями, судя по всему, был счастлив.
– Да, но вы же сами говорите: ради игры в марблс он разделил свою жизнь надвое. Ему пришлось стать двумя разными людьми, жить двойной жизнью. Перед инсультом он подвергался сильному стрессу из-за денег, из-за потери работы, этот стресс еще более усиливался попытками сохранять двойную жизнь. Конечно, Сабрина, это всего лишь теория, – эти слова он произнес уже разговорным тоном, и я поняла, что официальная часть встречи закончилась, речь не идет о медицинском диагнозе, – и час у нас поздний, я устал, так что я всего лишь предлагаю свои догадки. Но если в какой-то момент он решил, что причина стресса – шарики, то этим можно объяснить, почему он подавляет связанные с ними воспоминания, хотя в прошлом они, безусловно, приносили ему много радости. Изначально шарики означали для него свободу, убежище, но потом превратились в ловушку, из которой он не находил выхода.
– И нашел выход, забыв о них? – Я так на него сердилась, так эгоистически была на него обижена, что не задумывалась, какому он подвергался стрессу, пусть и по собственной вине.
– Подавление происходит бессознательно. Он же не принимал сознательное решение, что ему заблокировать, но ради собственного спасения… – Незаконченная фраза повисла в воздухе.
Я вновь увидела выражение на лице отца, когда я предъявила ему кровяники. Узнавание. Радость. Испуг. Смятение.
– Если бы я показала ему шарики, это было бы для него опасно? Могло бы… снова вызвать инсульт?
Он покачал головой, не дав мне договорить:
– Никакого инсульта, Сабрина. Расстроить, пожалуй, могло бы. Но могло бы и обрадовать, – сказал он, пожимая плечами. Опять нет определенного ответа.
Снова я представляю себе лицо отца, когда сегодня утром он увидел кровяники, как оно менялось от непонимания до растерянности, как боролись в нем два человека – тот, кем он стал сейчас, и тот, кого он вытеснил. Не хочется подвергать его новым испытаниям.
– Такая смешанная реакция наблюдалась и сегодня вечером, когда братья принесли игру в шарики. Он был в восторге, а потом заплакал. Но, мне кажется, сегодня он сумел многое проработать, на уровне подсознания многое уложилось по полочкам.
«То есть он выздоравливает», – сказала себе я.
Ли успела сообщить мне о визите пятерых дядюшек. Я разминулась с ними, когда с порога нырнула в бассейн, а папа тем временем уснул, утомленный столь насыщенным днем.
– Я обнаружила шарики в коробках, которые доставили сегодня утром, – пустилась я в объяснения. – Нескольких недостает, и я пыталась их отыскать. Они дорого стоят. Но когда выяснилось все это…
Он ободряюще кивал мне.
Вдруг я закрыла руками лицо:
– Может быть, это я с ума схожу!
– Нет, – рассмеялся он. – Продолжайте.
– Я подумала, если собрать все шарики и принести ему, они каким-то чудом раскроют все, что у него в памяти заблокировано. Понимаю, так невозможно вылечить человека, но… по крайней мере, я хотела бы попытаться помочь.
Голова гудела от всех открытий этого дня – не только отцовские тайны обрушились на меня, но и сейчас, с наступлением ночи, почувствовав себя в безопасности под покровом тьмы, стали проступать мои собственные тайные желания.
– Сабрина, каждый ваш визит – большая помощь. Вы разговариваете с ним. Никто не знает, что может спровоцировать память – звук, какое-то ощущение или такие вспомогательные методы, как направленная визуализация, бессознательное письмо, работа со снами, физические упражнения, гипноз. И даже непосредственно в моей профессиональной области не все признают существование подавленных воспоминаний и возможность их восстановления. Некоторые коллеги, специалисты в области памяти и когнитивных функций, настроены скептически.