Никто не отвечал. Я выключала телефон, вновь обозлившись и вновь почувствовав себя дурой. Чувствуя, как во мне поднимается гнев, я вставила ключ в зажигание и рванула вперед. Подъезжая к больнице, я все еще слышала голос Мэтти, назвавшего Хэмиша пиявкой.
В тот момент мне показалось, что он слишком жесток. Я могла понять, как папа радовался, гордился тем, что старший брат не забыл его, уехав в Лондон. Конечно, папа всю жизнь смотрел на Хэмиша снизу вверх, превозносил его, для него было честью, что брат взял себе его имя. Но сейчас, когда во мне закипал гнев, я лучше понимала сказанное Мэтти.
Хотел он того или нет, Хэмиш действительно отобрал у брата часть его жизни. Он не только у меня украл того отца, которого я не знала, – хуже, Хэмиш отобрал у Фергюса какую-то часть его самого.
23
«Препирательства»
Кэт простилась со мной после обеда – лосось, картофель в чесночном соусе, горох и зеленые бобы, все это приготовила Мел, чудо-повар, она часто угощает нас, используя те овощи, которые удается вырастить на грядках прямо здесь во дворе, и многие пациенты ей помогают, только не ворчливый Макс. Тот ни в чем не желает принимать участия и только жалуется. Напоследок Кэт легонько прикоснулась губами к моему лбу, и мне это понравилось, давно я не получал такой ласки. Когда приходит Джина, понимаю я теперь, она мила и сердечна, но тепла в этом нет. Мальчики Сабрины осыпают меня поцелуями, обнимаются, прижимаются, карабкаются на меня – это я люблю. И Сабрина обнимает меня – чуть ли не по-матерински, все волнуется за меня. Но Кэт – тут я почувствовал связь с ней, почувствовал близость. Я поглядел на нее, ожидая большего, но это, наверное, было бы уж слишком для «нового первого», как мы шутили, нашего свидания. Больше всего в тот момент, когда Ли увозит меня обратно в палату, я страшусь забыть – и завтра снова не узнать Кэт. Сколько раз это уже происходило со мной за этот год, может быть, это же самое событие и происходило, а я забывал его на следующий день или через несколько дней – или через год?
– Монетку за ваши мысли, Фергюс, – шутит Ли, как всегда, заметившая мою озабоченность.
– Я не знаю.
– Вы не знаете?
Она помогла мне выбраться из коляски и пересесть на унитаз. Вышла, чтобы не смущать меня, вернется, когда я закончу.
Хочу ли я, чтобы это делала для меня Кэт? Возможно ли для нас будущее? Станет ли мне получше? Здесь мне хорошо, живу себе, существую, обо мне заботятся, никаких забот. Но Кэт там, за стенами больницы, и теперь, зная, что там есть жизнь, которая была моей, но о которой я до сегодняшнего дня не вспоминал, я растревожился. Я должен вернуться. Должен выздороветь. Должен научиться сам подтирать себе жопу, черт побери!
– С другой стороны, – словно угадав мои мысли, вмешалась Ли, – ведь здорово, когда есть человек, который ждет вас, старается помочь. Человек, который вас любит. Неплохая мотивация, а, Фергюс?
Я смутился. Неужели я проговорил свои мысли вслух?
– И еще одно: вы сегодня очень много вспомнили. Гораздо больше обычного. Это большой шаг. Помните, как у вас не получалось шелохнуть правой рукой? А потом вдруг вы сумели? Перевернули стакан воды прямо на меня, но я нисколечко не огорчилась. Запрыгала от радости, словно дура, пришлось буфера придерживать. Помните?
Я засмеялся вместе с ней, припоминая этот момент.
– Приятно снова видеть вашу улыбку, Фергюс. Понимаю, вам страшно, любые перемены пугают. Но помните – все хорошо, вы с каждым днем крепчаете.
Я кивнул, очень ей благодарный.
– Сильно устали за день? – спросила она, становясь в ногах моей постели и придерживая меня за пятку, сама того словно не замечая.
– А что?
– К вам еще гости. Я решила подождать и посмотреть, как вы себя чувствуете, прежде чем сказать, заходить им или не стоит. Может быть, на сегодня уже хватит. Не хотелось бы загнать вас до изнеможения.
– Нет-нет, я вовсе не устал, – солгал я. Вообще-то я утомился страшно, где я только сегодня мысленно не побывал, и этот день с Кэт, но любопытство победило. Я глянул на часы. Восемь вечера.
– Кто пришел?
– Ваши братья.
– Все сразу? – удивился я. Конечно, в прошлые годы я виделся с ними, но никогда мы не собирались все вместе.
– Пятеро. Не знаю, это все или есть еще?
Пятеро. Это все? Без Хэмиша. Хэмиша нет уже почти сорок лет, но мне всегда его недостает. Нет. Пятеро – это не все.
– Сказать, чтобы зашли? Если не хотите, так и ответьте, – озабоченно повторяет она.
– Все в порядке. Скажите, что я буду рад их видеть.
– Хорошо. И доктор Лофтус тоже, скорее всего, наведается к вам.
Доктор Лофтус, психолог, который беседует со мной раз в неделю, конечно же уже знает, что сегодня ко мне вернулась память.
– Я отойду, бумаги оформить надо. Грейн под рукой, если вам что-то понадобится.
Грейн. Когда она помогает мне подняться, она ухает так, словно я – мешок с картошкой, побыстрее свалить бы.
– Спасибо, Ли.
– На здоровье, – подмигивает она, уходя.
Я услышал их раньше, чем увидел, и они застали меня уже с улыбкой на лице, они пихались в дверях, толпа подростков, каждый норовил протиснуться первым, все такие же шумные и вечно переругивающиеся друг с другом, но нет, они больше не юнцы, какими я их запомнил.
Энгюсу, старшему, шестьдесят три, он почти совершенно лыс. Дункану шестьдесят один. Мне пятьдесят девять. Томми пятьдесят три, очаровашке Бобби – пятьдесят, а нашему крошке Джо – сорок шесть.
– Сюрприз! – орут они, одновременно просовывая головы в дверь.
Кто-то шикает из коридора, наверное Грейн, и они дружно поливают ругательствами того, кто посмел сделать им замечание, и захлопывают за собой дверь.
– Слыхали, у тебя выдался славный денек, – говорит Энгюс. – Вот мы и решили отпраздновать. – Он достает из кармана бутылку виски. – Знаю, тебе пить нельзя, но нам-то можно, так что помалкивай.
Они хохочут, и каждый ищет, где в тесной палате присесть или хотя бы прислониться.
– Кто вам сказал, что у меня был удачный день?
– Кэт. – Дункан произносит ее имя запросто, но остальные тревожно переглядываются.
– Вы знаете Кэт?
– Кто ж Кэт не знает, на хрен? А да, верно, ты до сегодняшнего дня о ней знать не знал. – Это сказал Томми, и его шуточка разрядила обстановку. Томми подставляет Бобби стул, и тот садится, хотя он младший, но Томми всегда заботился о нем, и старые привычки не меняются.
– Она сказала, ты вспомнил про штрафную банку, – говорит Бобби.
– Точно.
– Когда ты это вспомнил?
– А ты-то когда? – посмеивается Дункан над Бобби. – Ты-то занят был, червяков жрал.