Кольцо с бирюзой - читать онлайн книгу. Автор: Грейс Тиффани cтр.№ 55

Теперь ей казалось, именно в этот момент их узы начали рушиться.

Отец любил ее, когда ей было три года. Но по мере того как она становилась выше ростом, разгуливая по его паркам и читая книги размером с нее, синьор Бель Менте все больше сутулился и мрачнел. Порции не исполнилось и восьми, когда он замучил трех женщин, тщетно добиваясь рождения наследника. Когда умерла третья женщина, его желание изменило курс. Тогда он стал думать только о том, как воспитать дочь скромной, серьезной и достаточно изящной, чтобы завоевать сердце наследника какого-нибудь аристократа. Солдат в прошлом, один из тех, кто отличился с мечом в руке в битвах с язычниками, он теперь наслаждался плодами мира после того, как христиане почти уничтожили турецкий флот в заливе у Лепанто. Плодами христианского мира, в понимании синьора Бель Менте, стали богатые земли, вилла с мраморным полом и постель с покорной юной женщиной.

Когда дочь подросла, сын ближайшего землевладельца в Тревизо показался ему подходящей добычей. Но планы синьора оказались под угрозой: Порция в свои пятнадцать лет украла лошадь у отца юноши и проскакала на ней полпути до Вероны, чтобы купить ящик книг на деньги, подаренные ей на день рождения. Синьор Бель Менте дал ей серебро, чтобы она истратила его на туфли и платья под руководством старой служанки, и гребни, чтобы подчеркнуть красоту ее волос. Но монета ушла на «Каталог звезд» Тихо Браге, трактаты Галилео о волнообразном качании маятника и три книги по римскому праву, такие толстые, что домой Порции пришлось везти их в тележке. Оправдывая похищение лошади, она сослалась на вековой устав Тревизо, определяющий границы для скота, пасущегося на вольном выпасе. В гневе ее отец вернул животное его владельцу, тот принял лошадь, но ясно дал понять, что его семья не примет девушку.

Порция не могла взять в толк, почему она не является наследником своего отца, которого тот так жаждет. Ее не интересовали битвы на мечах, страсть ее отца, но разве солдатская служба является источником богатства? Процветание, как рано постигла она, зависит от удачного вложения денег, хорошего управления землями и умения использовать закон. Девушка засела за законы и отправлялась в суды, где делала заметки, сидя на галерее вместе со студентами. Она разговаривала с мужчинами в Тревизо о делах на Риальто, и на фондовой бирже, и на голландской бирже. С ее точки зрения, отец должен был бы благодарить ее за советы. Но он так не думал. Он ругал ее за любовь к странствованиям и ненавидел ее манеру постоянно спорить. Порция никогда не кричала, не вопила, не рыдала, не дулась, чтобы выиграть спор, как поступала бы любая нормальная женина. Она холодно излагала свою позицию и опровергала логику противника. Она изучала ораторское искусство и применяла риторические жесты: открытая ладонь — munero, предложение уступить деньги; сжатый кулак — pugno, отказ уступить; пустая ладонь — demonstro non-habere, невозможность дать требуемое. Она могла стоять в библиотеке отца, волосы стянуты на затылке грубой ниткой, и театрально бить кулаком по воздуху, доказывая при этом своим ровным голосом, в красноречивых выражениях, что он дурак, фигляр, растратчик доходов, которые лучше было бы вышвырнуть в море, чем вложить их туда, куда он их вложил (почему не в голландские тюльпаны, до того как цена на них выросла, она ведь его предупреждала, что так будет?). У него ума меньше, чем у паршивой дворняжки, и не ему спорить с человеком, который самостоятельно изучил семь языков, в том числе латынь и древнегреческий.

Ее следовало бы выпороть, конечно, но отец не хотел поднимать руку на свое единственное дитя. Поэтому он выбросил ее книги в залив и впервые увидел ее в гневе, настоящем, это был уже не риторический прием. Злость дочери так испугала его, что синьор Бел Менте заперся в своей комнате, вместо того чтобы запереть ее. Там он и оставался целый день, прислушиваясь через дверь, как его восемнадцатилетняя дочь отдает приказы местным рыбакам выловить и высушить книги. Он никогда не спрашивал потом, удалось ли ей таким образом спасти их. Вопрос был бы логичен, но к тому времени, как он отпер дверь своей спальни на следующее утро, одетый в желтую юбку с фижмами своей последней, третьей жены, и с ее жемчужными серьгами в ушах, он навсегда оставил логические рассуждения. Он побьет свою дочь новым способом, станет тем глупцом, каким она в своем красноречии его так часто объявляла.

Несмотря на всю свою сообразительность, Порция никогда так и не смогла понять: было ли сумасшествие ее отца настоящим или всего лишь тактическим приемом, чтобы избежать разговоров с ней. Отец выглядел вполне здоровым, требовал на завтрак перепелиные яйца, но мог закричать петухом и разбить яйцо о свою голову, стоило ей появиться со счетными книгами и предложить приобрести земли, для чего требовалась его подпись. Отец мог бы не разрешить ей действовать как его наследнику, который, он в этом не сомневался, должен быть мужского рода и которого он, кажется, отчаялся иметь.

Кажется, отчаялся. Так было до той поры, когда проявилась его последняя месть.

Это произошло после его похорон, при чтении завещания. Когда Порция услышала условия завещания, слезы у нее высохли, и лицо сначала побледнело, а потом покраснело от гнева. Ее настоящую печаль о потере отца, — потеря, которая, она была в этом уверена, постигла ее задолго до того, как он действительно умер или стал сумасшедшим, — поглотила холодная злость: как будто он вылез из могилы, этот бог, теперь уже на бумаге, чтобы снова превратить ее в улыбающуюся куклу трех лет от роду.

«Настоящим даром торжественно заявляю, — громко читал адвокат, — что земли, движимое имущество, дом, доходы, ренты и вся остальная собственность Франсиско Бел Менте, будут управляться по доверенности будущим мужем Порции Бель Менте и что этим мужчиной будет тот, кто без подсказок и совершенно случайно или любым другим образом правильно выберет особый, волшебный, славный, великолепный и с красивым тиснением ларец, в котором хранится портрет моей дочери. Ларец этот один из трех ларцов из золота, серебра и свинца, которые я купил в лавке мастера Хулиана дель Рейа, оружейника из Толедо в 1567 году, потому что моя дочь умоляла об этом, когда была маленькой и гораздо более очаровательной, чем потом, когда выросла…»

Конечно, содержание завещания этим не исчерпывалось: слуги должны были трижды обежать голыми вокруг амбаров в праздник Богоявления, а спаниеля синьора следовало одевать в парчовый жилет и через одну Пасху выпивать глинтвейн за его здоровье. По Порция уже не воспринимала красочные пункты завещания, которые заворожено слушали все присутствующие. Она встала и молча направилась в свою спальню. Она не бросилась в слезах на шелковые простыни. Вместо этого Порция встала на колени у стены рядом с серебряным ларцом, упомянутым в завещании и теперь до краев заполненным заточенными гусиными перьями, которыми она писала. Рядом с этим стоял другой, золотой, в котором хранилась бумага. Она вынула пачку пергамента, вместе с фальшивым дном, сделанным плотником пять лет назад. С настоящего дна шкатулки она достала переплетенную копию комментариев к законам о наследстве в Блистательной Республике христианской Венеции.

Хотя Бассанио сказал Нериссе, что вернется в пятницу через две недели, он, должно быть, выражался фигурально: говорил о пятнице, а подразумевал понедельник. Он явился в полдень через три дня после обещанного срока и через день после Пасхи, праздника, самым примечательным событием которого была не месса, а пожалование золотого одеяния спаниелю и поднятие за его здоровье бокалов с глинтвейном, ритуал, дата которого пришлась на этот год. Бассанио спустился с борта пассажирского судна с рваными парусами в обтягивающих чулках цвета сливы, испанском плаще из ярко-красного шелка и зеленой бархатной шляпе, украшенной красной брошью. За ним вприпрыжку спешил Грациано в синей атласной куртке и узких панталонах и в своей собственной великолепной бархатной шляпе. (Позже он признался Нериссе, что должен шляпнику за нее восемь дукатов.) Тулья шляпы была утыкана перьями попугая.