Кольцо с бирюзой - читать онлайн книгу. Автор: Грейс Тиффани cтр.№ 22

— Она — моя жена, — всхлипнул Шейлок, подбежал к ним и, оттолкнув одного стражника, обнял ее. Глаза Лии были закрыты, она тихо стонала.

Пожалев его, стражник сказал:

— Мы несем ее к сестрам Святой Каталины, тут рядом. По своему милосердию и учитывая, что она ждет ребенка, епископ…

— Отдайте ее мне! — попросил Шейлок.

Стражники неуверенно переглянулись, но по их лицам видно было, что они согласны. Ситуация ужасная: женщина истекала кровью и пронзительно кричала в агонии. Мертвая она или живая, ребенок требовал выхода. Они были счастливы избавиться от этой беременной еврейки.

Шейлок положил жену на землю. Из церкви Сан-Висенте прибежала монахиня в развевающемся одеянии и опустилась на колени рядом с Шейлоком.

— Матерь Божья, — сказала она и перекрестилась. Затем подняла юбки Лии и положила руки на окровавленное темя ребенка. — Тужься!

Шейлок стянул рубаху и отдал монахине, чтобы она могла остановить кровь. Он держал в руках голову Лии, пощипывал и похлопывал ее бледнеющие щеки, повторял ее имя. Но глаза Лии оставались закрытыми, и дыхание становилось все реже и реже. Он взял в руки ее лицо и поцеловал в бровь. Раздался крик.

Шейлок стоял на коленях в свете звезд, уткнув лицо в волосы Лии, когда монахиня оттащила его от нее. Она сунула ему в руки орущего младенца, завернутого в его рубаху.

— Дочь, — сказала она. Пальцы Шейлока были скользкими от крови Лии, поэтому ему легко удалось снять с пальца кольцо, даже прижимая младенца к груди, и вытереть его об измазанную рубаху. Он протянул перстень монахине.

— Возьмите, — сказал он.

Монахиня с жалостью взглянула на него, потом, оттолкнув кольцо, потянулась к орущему узлу.

— В нашем монастыре служит молодая женщина, — проговорила она. — Молодая мать. Я отнесу ребенка к ней. Найдите ее потом. А теперь оставайтесь со своей покойницей.

* * *

Они похоронили Лию и Гоцана на участке за старой синагогой дель Трансито, некогда домом толедских евреев, построенным в мавританском стиле и украшенным вырезанными в камне еврейскими и арабскими рунами, которые христиане еще не сбили со стен, но теперь их уже едва можно было прочитать. После этого Шейлок стоял со старшим Дэниелом, и священниками Хаймом и Бартоломео, и Астругой, и Ройбеном, и молодыми Иегудой и Аароном в передних комнатах семьи Селомо у камина и произносил каддиш, погребальную молитву.

Дон Себастьян де ла Керда сидел с бокалом вина в верхней комнате своего огромного дома и яростно заорал на слугу, когда тот хотел задернуть портьеру на окне. Он не явился в жилище Аструги, но пришли другие люди. Они принесли траурную пищу жареного цыпленка, и рыбу из Тахо, и манчеганское вино. Среди соседей, оставивших свои подношения, было несколько христиан, не только отец Бартоломео, но и сапожники с Калье де ла Чапинерия и их жены, знавшие Лию и жалевшие ее овдовевшего мужа и осиротевшего ребенка. Они ненавидели инквизицию и тряслись от страха: любая помощь евреям означала для них огромный риск. Эти мужчины и женщины сочувственно смотрели на Шейлока в последующие недели, когда он проходил мимо них по извилистым улицам, неся мотки шерсти, но он смотрел в землю или в никуда и не видел их.

* * *

Солнце нагрело город, и небо стало таким же синим, как камень в кольце, которое он теперь хранил в генизе в тайнике под досками пола у себя в комнате. Лимонное дерево во дворе Аструги расцвело и принесло плоды. Его ветви, как ветви светильника, раскинулись и тянулись вверх к чистым бирюзовым небесам. Аструга сидела под деревом со своей служанкой, забавляя ребенка Лии.

Шейлок таскал тюки мериносовой шерсти в мастерскую, обрабатывал ее на ткацком станке и продавал. В сумерки он шел запутанными улочками Толедо, согнувшись под тяжестью своих товаров. Он проходил мимо церквей и жилых домов и, вспоминая Лию, ненавидел все эти места, потому что ее в них не было.

В начале сентября, как раз перед Йом Киппуром, он продал лавку Дэниелу, старшему, который закрывал дверь перед Лией в ее первый Шаббат. Он сказал Аструге и Ройбену, что покидает Толедо — не хочет больше жить в тени собора.

— Zakhor, — сказала Аструга, целуя его и ребенка. — Не забывай вспоминать.

— Прощай, — сказал старший Дэниел. — У каждого свой путь.

С лепечущим ребенком, выглядывающим из узла у него за спиной, Шейлок пересек старый римский мост, перекинутый через Тахо. Он тащил мешок с пожитками и мелочами, с хлебом и сыром, и кошелек с серебром. Один бурдюк из козлиной шкуры с молоком для ребенка и другой — с водой висели на ремнях у него на плече.

В августе прошли дожди, и зеленые холмы, окружавшие город, только начинали желтеть на вершинах. Надвигалась буря; тучи иссиня-черной массой закрывали раскаленное добела небо. Толедо внизу казался серым, громоздкий Алькасар нависал над самым высоким холмом. Ниже, к северу от Алькасара, как палец мертвеца, торчал шпиль готического собора. С трех сторон серебристо-серая река Тахо кольцом охватывала город. Узкие улочки святого города лежали на темно-зеленых холмах, как картина, выполненная рукой великого мастера. Но Шейлок брел ничего не замечая и ни разу не оглянувшись.

Он двигался на восток, через сухую каменистую равнину Ламанчи, спал с ребенком в полях, просыпаясь и произнося наизусть утренние молитвы, держась в стороне от главных дорог, по которым, как он знал, передвигались члены Святого Братства. Прошли недели путешествия — он спустился с гор и оказался в долине, где воздух был более плотный. Наконец он достиг низких, поросших лесом холмов над Барселоной. Днем позже он стоял на берегу Средиземного моря.

В Барселоне он нашел морского капитана, который, по слухам, доставлял евреев в Турцию в обмен на драгоценности, и они отправились на парусном судне по длинной морской дороге: сначала зашли в порт Марселя, потом свернули на юго-восток. Парусник, держа курс на Турцию, двигался мимо Сардинии, Сицилии и Греции, но Шейлок сошел с дочерью в Генуе. На пристани, шумной от криков моряков, скрипа канатов и хлопанья тугих парусов портовых суденышек, он проследовал, постояв в очереди среди других путешественников, к портовому агенту, сидевшему за высоким столом. Мужчина бросил быстрый любопытный взгляд на ребенка, привязанного у Шейлока за спиной, и спросил на итальянском его имя.

— Шейлок Бен Гоцан, — сказал он, а его дочь проснулась и заплакала.

— Шилоччи? — переспросил мужчина, приставив руку к уху.

— Шейлок.

— Шайлох. — Мужчина записал имя в список. — Откуда ты прибыл? Из Марселя?

— Из Испании, — сказал Шейлок, с трудом произнося непривычные слова, и добавил: — Я — еврей.

— Из-за этого с тобой не будут обращаться по-особому, — заметил мужчина.

— Хорошо, — отозвался Шейлок.

— Ты собираешься остаться в Генуе, Шайлох Бен Гоцан?

— Я собираюсь в Венецию.

— Что ты там будешь делать?