Время шло. Стрелки показывали без пятнадцати восемь, но
никто и не собирался отпирать автовокзал. Оставив Нику сидеть на широкой
приступочке у крыльца, Вадим подошел к трудолюбивому кавказскому муравью и
поинтересовался:
– Сколько время?
– Сэмь сорок семь, да.
– А почему ж вокзал закрыт?
– Дарагой, ты смотри фыласофски, – сказал
шашлычник. – Нэ отопрут в восемь – отопрут в дэвять. Или в дэсять.
– Но автобусы на Бужур, вообще-то, ходят?
– Ва-абще-то – ходят. По настроению. Когда автобус есть,
когда пассажир есть, когда бензин есть. А если чего-то нету, тогда не ходят.
Сиди, как повэзет. Слушай, купи девушке шашлык, ты посмотри, какая у тебя
девушка, она с шашлыком в руке будет смотреться, как Клава Шифэр! Шашлычок с
утра хорошо, ва! Я тебе честно скажу: это не баран, свинин, но уж никак не
собак! Вчера еще хрюкал, такой упытанный, как Дося… Досю видел? Вот он такой же
был!
– Со стиральным порошком?
– Абыжаешь! С соусом!
Подумав, Вадим купил четыре шпажки шашлыка – ив самом деле
стоило подзаправиться перед дальней дорогой. Думал, придется Нику уговаривать,
но она довольно активно принялась жевать с отрешенным лицом. Время шло, замок
висел…
Вадим понемногу начал нервничать. Умом он понимал, что трупы
могут не обнаружить и до морковкина заговенья, а обнаружив, вряд ли станут
устраивать облаву со взятием городишки в железное кольцо и уж никак не свяжут
жуткую находку с двумя относительно приличными и, главное, трезвыми бродяжками.
Но эмоции все же пересиливали, хотелось побыстрее отсюда убраться. Впервые он
убил. К тому же не зря говорят: хуже нет – ждать и догонять…
Он с надеждой поднял голову, услышав шум мотора, не похожий
на движок легковушки. Это в самом деле оказалась не легковушка, но и не автобус
– почти у самого мангала лихо притормозил «УАЗ», старый фургон армейского
колера с выцветшей белой надписью по борту «Геологическая». Из кабины выпрыгнул
здоровенный длинноволосый парняга, патлами и грубыми чертами лица крайне
напоминавший Жерара Депардье, в резиновых сапогах и видавшем виды брезентовом
костюме с геологическим ромбиком на рукаве.
Тут же распахнулась боковая дверь, оттуда полезли мужики в
таких же сапогах, брезентовых штанах, энцефалитках с капюшонами. Один держал на
поводке охотно выпрыгнувшую светло-кофейную худую лайку. Он и возгласил:
– Не все же пить, пора и пожрать… Петь, расщедришься на
шашлычки?
– Черт с вами, – проворчал волосатый.
Мужики весело галдели, разминая ноги. Вадим рассмотрел в
оставшуюся распахнутой дверцу, что фургончик до половины завален тугими свертками
спальных мешков, какими-то огромными катушками, рюкзаками и деревянными
ящичками, путешествовать на груде всего этого вряд ли было особенно удобно.
Сначала показалось, что их чуть ли не взвод, потом обнаружилось – всего трое,
не считая водителя и волосатого, определенно их начальника.
Здоровенный, очень толстый мужик с испитой физиономией тут
же плюхнулся рядом с Вадимом, достал из-за пазухи две бутылки и непринужденно,
как у старого знакомого, осведомился:
– Борода, ножика нету?
Вадим покачал головой.
– Худой! – набычился волосатый Паша.
– А что Худой, что Худой, начальник? Они там в Каранголе,
точно тебе говорю, с утра расслабляются. Ты что, Бакурина не знаешь? Хотя и
молодой специалист с поплавком, из него собственные работяги веревки вьют.
Забыл, как они неделю под Чибижеком квасили? Не будет никакой работы, а потому
и нам бы еще сегодняшний денек прихватить… Иисус, ты как?
– Я в консенсусе, – заявил парень, чем-то чрезвычайно
похожий на итальянца – кудрявая шевелюра, байроновский профиль. Рожа, правда,
насквозь пропитая. – Мухомор тоже… А, Мухомор?
– Блажен муж, иже иде на совет нечестивых, – поддержал
самый пожилой, державший лайку.
– Ну, смотрите, – покачал головой Паша. – Только
завтра, если что, пинками на профиль погоню.
– Обижаешь, Паша… Как штык. Но без Максимыча… Тут уж мы ни
при чем.
Паша расплатился за шашлыки, и вся компания устроилась тут
же, справа от Вадима. Сначала шашлык дали попробовать лайке, и, когда она
охотно проглотила кусок, стали есть сами. Худой проворчал:
– И от собачины не померли бы. Сколько я ее съел…
– Ты, Худой, помалкивай. К вечеру поддам, я тебе всех
сожранных тобою братьев наших меньших припомню… С топором по-над плетнями
погоняю, – заявил Иисус.
– А я у шефа пистоль свистну, сам на тебя охоту открою.
Сказано это было беззлобно, больше походило на привычные
дружеские подначки. Вадиму на миг стало грустно – очень уж весело они болтали,
сразу выглядели спевшейся компанией, не отягощенной в этой жизни никакими
проблемами и сложностями. И трупы на них не висели, и трагической оторванности
от дома что-то не ощущалось.
Трое пили из горлышек. Паша не пил, очевидно, свято соблюдая
начальственную дистанцию, но шашлык уписывал за обе щеки. Лишь шофер, этакий
красавчик с аккуратно подстриженной бородкой, лениво прохаживался вокруг
машины, лениво попинывал колеса и сливаться с коллективом не торопился.
– Что? – Вадим только теперь сообразил, задумавшись,
что Паша через голову Мухомора обращается к нему.
– Я спрашиваю, откуда такие камуфлированные?
– Долго объяснять, – ответил Вадим нейтральным тоном.
– Долю ищете?
– Да вроде того.
– А едете куда? – простецки ухмыльнулся Паша.
– В Бужур.
– Тамошние?
– Нет, шантарские. Занесло вот…
– Это бывает, – Паша окинул его цепким взглядом. –
И без багажа? И безо всего?
– Занесло…
– Вмажешь? – Мухомор непринужденно подсунул ему
раскупоренную бутылку, не скверный портвейн, а «Монастырскую избу».
Подумав, Вадим отпил немного из горлышка.
– А дама будет?
– Мухомор! – укоризненно протянул Паша. – Ну когда
это дамы пили из горла? Ты еще колбасный огрызок из кармана достань, у тебя,
по-моему, с Парнухи завалялся… А если серьезно, девушка, в машине есть чистый
стакан. Мы от всего сердца и без задних мыслей, шантарская геофизика, чтобы вы
знали, – заповедник джентльменов… Хотите?
– Хочу, – сказала Ника, улыбаясь ему вполне кокетливо.
Вадиму это не понравилось, но он мысленно махнул рукой – как
бы там ни было, впервые за время своих печальных странствий он не чувствовал
исходящей от новых знакомых угрозы. Очень уж естественными и дружелюбными они
выглядели. Люди без подтекста, весь текст написан на лице…
– Женя! – окликнул Паша. – Аршин изобрети!