Эмиль пригладил волосы, насколько удалось, чуть подумав, застегнул
бушлат доверху. Верхняя половина выглядела, в общем, удовлетворительно –
армейский камуфляж нынче таскают все, кому не лень, а многодневная щетина давно
превратилась в зачаточную бородку.
Он нагнулся к крохотному окошечку, единственному в киоске месту,
свободному от решеток. Деликатно постучал согнутым пальцем. Окошечко
распахнулось изнутри, появилась молодая, настороженная физиономия, не
отмеченная особой сытостью, – то ли наемный продавец, то ли начинающий
бизнесмен, еще не успевший отожрать ряшку.
– Понимаешь, браток, тут такое дело… – начал Эмиль
вежливо. – Немного поиздержались, деньги нужны. Сто долларов возьмешь за
полцены? Двести рублей – и по рукам?
– Сам рисовал?
– Обижаешь. Настоящая сотня.
– Покажь.
Эмиль поднес бумажку к окошечку. Оттуда показалась рука:
– Давай сюда.
После короткого колебания Эмиль все же расстался с помятым
Беней Франклином. Окошечко тут же захлопнулось. Они стояли, как на иголках.
Наконец окошечко приоткрылось – именно чуточку приоткрылось, а не распахнулось
– в щель донышком вперед пролезла литровая бутылка какой-то светло-желтой
гадости:
– Держи, бичара. Свободен.
– Эй, принцесса, что за шутки? – тихо, недобро
поинтересовался Эмиль, ладонью затолкнул бутылку назад. – Мне твоя бормотуха
не нужна, давай деньги.
– Какие тебе деньги?! – завопил изнутри
нагло-испуганный голос. – За что тебе деньги? Нарисовал черт знает что – и
суешь?! Ладно, еще пузырь добавлю и уматывай, пока менты не нагрянули.
А то загребут тебя с этой липой, не отмоешься!
– Прекрасно, – сказал Эмиль, сдерживаясь из последних
сил. – Если баксы фальшивые, отдавай обратно.
– Какие баксы? Какие баксы? Ты мне разве давал что-нибудь?
Вали отсюда по-хорошему!
Оскалясь, Эмиль налег было ладонью на узкое окошечко,
попытался распахнуть, но изнутри, похоже, задвинули какой-то шпингалет.
Раздался вопль:
– У меня тут кнопка, будешь ломиться, в три минуты приедет
патруль! Ох, наплачешься…
– Деньги отдай, сука! – гаркнул Эмиль.
– Какие?
– Сто баксов!
– Откуда у тебя, бичева, баксы?! Вали отсюда по-хорошему,
кому говорю! Бля буду, нажму кнопочку! Почки отобьют качественно!
Вадим ожидал взрыва, но Эмиль, яростно пнув металлическую
боковину киоска, отошел, не глядя на них, бросил:
– Пошли отсюда.
И зашагал прочь размашистыми шагами, ни на кого не глядя –
болезненно переживал поражение, супермен… Отойдя к соседнему дому, плюхнулся на
лавочку, зло закурил. Не поворачивая головы, сказал подсевшим Вадиму с Никой:
– Бесполезно. Из киоска его не выковыряешь голыми руками, а
кнопка там и в самом деле могла оказаться. Отметелят сгоряча демократизаторами,
и слушать не станут…
– Что же теперь делать? – убито спросила Ника без
всякой надежды на ответ, по тону чувствовалось.
– Надо же, как примитивно кинул, подонок… – поморщился
Эмиль. – Простенько и беспроигрышно… Ладно, слезами горю не поможешь. Я,
признаться, окончательно озверел от полной нашей безысходности. Как ни крути, и
в самом деле нет другого выхода. Выбрать квартирку, быстренько взять штурмом,
хозяина повязать и пошарить по ящикам. Вот только как угадать, где тут
проживает одиночка…
Он вытащил из бокового кармана штык-нож и прицепил его на
ремень, так, чтобы незаметно было под полой бушлата.
– Господи… – тихо ужаснулась Ника. – Ну не будем же мы…
– Не хотелось бы, конечно, – кивнул Эмиль. – Лучше
без мокрого. Вот только альтернативы попадаются какие-то ублюдочные – тебе, я
так понимаю, отнюдь не хочется натурой с шофером расплачиваться?
– Да уж, – с чувством сказала Ника.
– Ну вот. Будем надеяться, обойдется. Давайте-ка осмотримся…
Он перешел улицу, встал в темноте, на пустыре, глядя на две
панельных пятиэтажки. Вадим с Никой присоединились к нему. В домах горело
больше половины окон, но большинство тщательно задернуты занавесками и
дешевенькими шторами. На втором этаже, справа, занавеска отдернута и кухня
открыта для нескромных глаз, но там, превосходно видно, расположилось для
позднего ужина немаленькое семейство, папаша с мамашею, дите раннего школьного
возраста, да и девчонка-подросток временами появляется в поле зрения… Еще одна
незакрытая занавеска – мужик стоит спиной к окну и с кем-то энергично
разговаривает, значит, он там не один.
– Смотри, – показала Ника. – Вон там только на
кухне свет горит. И вон там.
– Это еще не значит, что квартирки однокомнатные. Может и
оказаться вторая комната, с окнами на ту сторону… Ну да ничего не поделаешь.
Придется эти два варианта отработать…
Они вошли в подъезд, поднялись на третий этаж. Эмиль что-то
шептал Нике на ухо, она досадливо кивнула:
– Справлюсь как-нибудь…
Позвонила в дверь. И тут же Эмиль отдернул ее за локоть,
показал на лестницу, все трое тихонько побежали вниз – из квартиры моментально
раздался столь мощный собачий лай, что сразу стало ясно: нечего и пытаться,
зверюга там серьезная…
Наверху щелкнул замок, дверь, судя по звуку, приоткрыли – но
они уже вышли из подъезда, успев услышать:
– Опять хулиганите, шпана? Я вам…
– Пошли по второму адресочку, – распорядился
Эмиль. – Надо же, и в такой глуши – баскервильские собаки…
Дверь второй облюбованной квартиры оказалась с глазком.
Эмиль велел им жестом встать на лестнице, пригладил волосы и позвонил, чуть
отодвинувшись на середину площадки.
Дверь распахнулась почти сразу же. Вадим, естественно, не
мог видеть хозяина, но тут же понял: снова что-то не сладилось. Эмиль не
двинулся с места, вежливо спросил:
– Простите, Звягин Степан Николаевич здесь живет?
– Нет такого, – пробасил невидимый Вадиму
хозяин. – И не было сроду, дом-то какой нужен?
Судя по голосу, лишенному очень уж явных враждебности и
хамства, Эмиль все же производил впечатление относительно приличного для этих
мест субъекта.
– Пятьдесят пятый.
– А, так это пятьдесят третий. Пятьдесят пятый – следующий.
– Извините…
– Ничего, бывает…
Дверь захлопнулась. Эмиль зашагал вниз, и они заторопились
следом. На улице он тихо объяснил:
– Облом. Здоровенный лоб в панталонах с милицейским
кантиком, на вешалке сразу три форменных куртки, и голоса слышны. У них там
мальчишник, надо полагать…
– И что теперь? – без подначки спросил Вадим.