– Приплыли, соколы сраные? – тянула она, прямо-таки
слюни пуская от удовольствия. – Шо-то вы такие понурые, как будто с утра
толком и не просрались… Что приуныли? Не нравится?
Ворота были хлипкие, одно название, – два квадрата из
тонких плах, крест-накрест пересеченных досками еще поуже и потоньше, а все
пустое место меж ними хоть и оплетено колючкой, но она, конечно же, не
соединена с оградой. И еще не особенно внушительный железный засов снаружи.
Если дружно напереть всем скопом…
Судя по сузившимся глазам Синего, его посетила та же мысль.
Судя по тому, как он слегка ссутулился, пришел к тому же выводу, что и
Вадим, – бессмысленно. Охрана успеет подбежать и расстрелять из десятка
стволов… стоп, это что же выходит? Я совершенно серьезно допускаю, что охрана
будет стрелять на поражение? Любопытно, а что другое в этой ситуации прикажете
допускать, если в окружающем мире вдруг все шизофренически, жутко перевернулось
с ног на голову?
По ту сторону валялась немаленькая куча досок и тут же
сколоченные квадратом толстые брусья – ага, на скорую руку мастерят нечто вроде
караулки, вон и ящик с гвоздями, пила, молотки… Что же –
в с е р ь е з? И н а д о л г о?
Господи, да что же тут творится?
– Лови, быдла! – тетка Эльза ловко пропихнула внутрь
буханку хлеба, глухо шлепнувшуюся наземь. – А больше, извиняйте
покорно, вам на завтрак ничего и не полагается, не графья, перебьетесь. Ладно,
знайте мою доброту…
Рядом с буханкой плюхнулись две консервные банки с яркими
импортными этикетками – ананасный компот и сосиски. Обе банки наглухо
запечатаны.
– А ключ? – машинально подал кто-то голос.
– Клю-уч? – осклабилась тетка Эльза. – Может, тебе
еще и шампанское прикажешь? С какавой? Не хотите, не берите. Другие подхватят…
Ну, что стали? Шагайте!
Синий первым вышел из строя, подобрал буханку, аккуратно
сдув землю, рассовал по карманам банки. Поодаль кто-то громко заорал, привлекая
внимание капо и охранника, – это появился еще один незнакомый эсэсовец,
подталкивавший прикладом в спину взлохмаченного и злющего Эмиля. «Ну да, он же
в карцере куковал, – подумал Вадим. – Я и забыл…» Под глазом у
старого приятеля наливался немаленький синяк, руки у него были связаны, а лицо
еще более ошарашенное, чем у остальных, уже получивших кое-какую ясность.
Его втолкнули в ворота, так и не развязав рук, заставили
встать в строй, и Василюк заорал:
– Налево! Кр-ругом! Шагом марш!
Они двинулись к бараку, старательно пытаясь шагать в ногу.
Навстречу столь же неуклюже маршировала другая бригада – две шеренги
разминулись, отчего-то старательно избегая встречаться взглядами.
– Слушай, что тут творится? – шепотом спросил Эмиль,
морщась, – видимо, запястья стянули веревкой на совесть.
– Понятия не имею, – не поворачивая головы, таким же
шепотом отозвался Вадим. – Кто-то умом подвинулся… Ты радио, часом, не
слушал? Может, революция? Переворот?
– Какое радио? Утром вломились двое, абсолютно незнакомые,
начали излагать новые правила. Я поинтересовался, не рехнулись ли ребятишки,
тут и началось… Одного я успел обидеть качественно, но и меня со знанием дела
вырубили…
– Разговорчики! – взвизгнул Василюк, взмахнул дубинкой,
но промахнулся. – Шагом марш!
– Стоять! – послышался сзади совершенно противоположный
по смыслу приказ.
Их вприпрыжку догнал эсэсовец, придерживая правой
болтавшееся на плече дулом вниз ружье. Мгновенно выдернул за шиворот из строя
Столоначальника, бросил Василюку, как своему:
– Приказано – на допрос. Гони козлов в стойло.
И погнал Столоначальника к воротам, подталкивая кулаком в
поясницу. Третья бригада и женская половина заключенных в полном составе еще
стояли навытяжку перед трибункой, но герр комендант уже не обращал на них ни
малейшего внимания, о чем-то, полуотвернувшись, беседовал с Маргаритой. Вадим
так и не понял – то ли в самом деле перехватил полный ужаса взгляд Ники, то ли
примерещилось и она смотрела в другую сторону.
Глава 5
Вопросов больше, чем ответов
Вернувшись в барак, обессиленно плюхнулись на нары и полезли
за сигаретами. Новоявленный капо прохаживался от двери до окна и обратно,
украдкой зыркая на столь неожиданно вверенных его попечению узников. Особенно
часто его взгляд задерживался на Синем и Визире – взгляд, надо сказать, ничего
приятного не обещавший. Не нужно быть титаном мысли, чтобы сообразить:
неожиданно взлетевшего на вершины власти чернявого педика прямо-таки распирало
от желания пустить эту власть в ход немедленно, но он еще не освоился со своим
новым положением, и фантазия работала скверно…
Лежать Вадим не смог – только теперь стала ощущаться тупая
боль в спине. Остальные, обнаружилось, тоже украшены кое-где синяками, морщатся
при резких движениях, на Братка вообще жутко смотреть, опухоль достигла
предела.
– Не лезь лапами, не лезь, – сказал ему Синий. –
Растревожишь только.
– Еще и зубы ломит, бля…
– Перетерпи.
– Бля буду, скулу сломал…
– Ничего подобного. У меня глаз наметанный, знаешь ли. Дней
несколько походишь в уродском виде, а через недельку опухоль сойдет…
– Если только в чьем-то распоряжении имеется пресловутая
неделька… – бросил в пространство Василюк, постукивая себя дубинкой по ладони.
– Нет, ну это черт знает что, – громко заявил
Борман. – В конце концов, здесь собрались люди, занимающие определенное
положение и посты…
Василюк одним движением оказался рядом и, уперев конец
дубинки повыше бровей Бормана, процедил:
– Как насчет карцера, человек с положением? Говнецо ручками
пособирать?
Борман молчал, зло посапывая. Физиономия чернявого вдруг
прямо-таки осветилась в приливе озарения, он покосился на Синего: коротко, зло,
многозначительно. Тот напрягся.
На веранде загрохотали уверенные шаги, в дверь просунулся
охранник:
– Вова, давай в темпе на инструктаж, комендант всех
собирает…
Посторонился, пропуская Василюка, с широкой улыбкой записного
весельчака воззрился на примолкших узников:
– Ну что, толстые? Звиздец нечаянно нагрянет, когда его
совсем не ждешь? Х-ха!
И удалился, нарочито погромыхивая сапогами, насвистывая
нечто бравурное…
– Реформы… – протянул Синий. – В стиле эпохи… –
Достал ножик и принялся кроить буханку. – Как бы там ни было, а поесть
треба. Силы нам понадобятся, чует мое исстрадавшееся сердце…
– Банки вскрой, – попросил Красавчик.
– Не годится. Увидят вскрытые, догадаются, что их чем-то
острым как раз и взрезали…
– Да это уже несущественно, – пришло вдруг в голову
Вадиму. – Этот пидер знает, что у тебя нож.