Загадочная Шмыга - читать онлайн книгу. Автор: Лада Акимова cтр.№ 31

Сколько раз такое было — возвращаются домой из гостей ли, с банкета ли… Открывая ключом входную дверь, она прекрасно знала, что сейчас услышит от мужа.

— Танюль, давай поедим что-нибудь.

— Мы же только что из-за стола.

— А у тебя вкуснее.

Она и сама любила поесть. И обязательно покормить тех, кто приходит в дом. Это правило соблюдалось ею неукоснительно, и спорить с ней в данном вопросе было бесполезно.

— Толюнь, — стук в дверь кабинета мужа, — можно тебя на минуточку?

И уже в гостиной:

— Люди пришли в дом — и сразу за работу. Давай я вас покормлю.

— Но мы же работаем.

— Ничего, поработаете на час попозже.

Когда-то она варила и харчо, и солянки, пекла шоколадные торты, пироги. А потом, когда сил стало меньше, на каждый день готовила что попроще. Чтобы не тратить так много времени. Полчаса на первое блюдо, полчаса на второе. А салаты умудрялась делать за пять минут. Это ее конек — супы и салаты. Так, во всяком случае, говорит муж. Когда гости — совсем другое дело. Тут уж приходилось, как шутила ее многолетняя помощница по хозяйству, «восстанавливать потерянную квалификацию». Манечка изумительно пекла — пирожки, торты, пирожные. И когда она отказывалась от них — все-таки надо держать себя в форме, — Манечка неизменно восклицала: «С вами я теряю квалификацию!»

…Она стояла в гримерной и прислушивалась к тому, что происходит на сцене. Скоро ее финальный выход. Острая боль вновь пронзила пятку, а потом и всю ногу.

— Что, Татьяна Ивановна? — увидев ее отражение в зеркале, заволновалась костюмер.

— Нет-нет, все в порядке.

На ней юбка Нинон.

Веселится и ликует весь ночной Монмартр,

Всюду море ослепительных огней! —

слышится по трансляции.

Зрителям показывают телевизионную запись ее «Карамболины». Бог мой, сколько же лет назад это было! Ровно сорок!

Премьера состоялась 26 июня 1969 года, и, когда главный режиссер назначил ее на эту роль, «Фиалка Монмартра» шла на сцене театра уже несколько месяцев.

Новая работа, с одной стороны, была очень интересной: ведь до этого ей еще не приходилось играть женщину-вамп. А с другой — вокальная партия трудная. Но смущало ее еще и другое.

Эта постановка отличалась от той, яроновской, в которой она сама играла Виолетту. Уж слишком была отягощена «критическим реализмом». А Нинон в ней выглядела карьеристкой, черствой эгоисткой, ради карьеры способной на все. Да и шлейф опереточных штампов тянулся за этой ролью.

Ей такую Нинон играть не хотелось.

«Пьеса одна, а музыка другая», — досадовала она.

Ей хотелось выявить в Нинон драматическое начало, сыграть трагедию эгоизма. Тогда кульминацией станет последняя встреча с Раулем: за его любовь Нинон, разочаровавшаяся в театре, хватается как утопающий за соломинку.

А для этого предстояла долгая работа. Когда-то она думала о своих ролях на улице — гуляла и фантазировала. После репетиций, спектаклей часами бродила по Бульварному кольцу, подолгу стояла возле старых зданий на Солянке или Сретенке, от одного вида которых ей хотелось хотя бы на миг вернуться в неторопливый быт. Сколько образов придумала она в прекрасных улочках и переулках любимого города. Работа продолжалась дома. В ночной тишине, когда Москва засыпала, вдруг начинала звучать музыка — в воображении образ прочно связан со своей музыкальной характеристикой, и вот героиня уже отделяется от нее, живет самостоятельной жизнью, а сама она украдкой наблюдает за ней. Но это происходит только тогда, когда о своей героине уже все знаешь: к чему она стремится, чего добивается в каждой сцене, за что любит…

И она придумала свою собственную редакцию роли Нинон, взяв в помощники… Имре Кальмана — не зря же она каждую работу над новой ролью начинала именно с музыки. Канкан Кальмана лишен скабрезности. А ее «Карамболина» в постановке прекрасного танцовщика Олега Суркова стала отнюдь не капризом дорогостоящей куртизанки. Ее канкан — эротичен и целомудрен. Играя пышной юбкой, она точно знает, как, «показав все, не показать ничего», и при этом сохраняет атмосферу оперетты. Ту самую, о которой говорил еще Станиславский, — пронизанную «необходимой пикантностью, вроде того газа, без которого шампанское становится кислой водицей».

— Подвязку? Татьяна Ивановна! — Из прошлого ее вернул голос костюмера.

— В восемьдесят лет?!

И хохот.

Она в костюме Нинон — в том самом, что и сорок лет назад. Специально к юбилейному вечеру ей начали шить новую юбку. И уже проходили примерки. А потом она решила — была не была, выйдет в той, в которой играла столько лет.

Когда надела — стоящие рядом ахнули от восхищения. Наряд сел как влитой — миллиметр в миллиметр.

— Что ты мне опять тут что-то зацепила? — костюмер, услышав ее традиционное «возмущение», выдохнула. Слава богу, значит, все в порядке. У каждой актрисы есть свои приметы перед выходом на сцену. По поводу нее в театре все знали, что она никогда не дает в долг перед спектаклем, непременно наносит на ногти свежий лак, из гримерной выходит самая последняя и перед выходом обязательно «поворчит» — ей непременно должно что-то не понравиться: либо костюм, либо парик, либо реквизит. Ну вот такая она — ей кажется, что если сразу все в порядке, то спектакль пройдет плохо, вот она и выдумывала себе что-нибудь. Костюмеры, гримеры, постижеры, реквизиторы это знали и как могли подыгрывали народной артистке Советского Союза.

— Дай-ка я сама! — Она привычным движением закрепила на голове шляпку Нинон и засмеялась, глядя на свое отражение в зеркале. Вот уж прав Кремер, ну точно «фик-фок на один бок».

На сцене — канкан из новой «Фиалки Монмартра», той, что сейчас идет в театре.

Она в правой кулисе. Пять секунд. Четыре, три, две. Все.

«По-о-ошла!» — произнесла она сама себе, перекрестилась. И…

Карамболина, Карамболетта,

Ты пылкой юности краса, —

Хор голосов, и каких!.. А еще говорят, что оперетта умирает…

Правая нога вверх — юбка взметнулась до заоблачных высей. Левая нога — юбка разлетелась в разные стороны.

Та же безупречная техника, тот же эмоциональный накал, та же страсть и озорная, бьющая через край радость. Ее искрометная «Карамболина» сродни брызгам шампанского.

Карамболина, Карамболетта!

Зал встал.

Разворот. Сплетенные кисти рук под подбородком… Вот она — ее знаменитая проходка!

Ее пытались многие копировать. Пытались подражать…

— Татьяна Ивановна, — спрашивали балетные, — ну как это у вас получается?!

Она лишь плечами пожимала, загадочно улыбалась. А через секунду ее знаменитые, неповторимые раскосые глаза мгновенно зажигались веселым огоньком и она могла прямо в коридоре театра показать, как это делается.