Пилоты-инструкторы выстроили истребители в линейку, и Быков, оглядев пилотов 4-й эскадрильи, сказал:
– Это – наши.
– Ух, ты! – неуверенно выразился Орехов. – А… можно полетать?
– Можно десять раз отжаться, – улыбнулся Григорий.
– Разрешите пилотаж, товарищ полковник! – вытянулся ведомый.
– Разрешаю. Набор высоты и пару кругов.
– Ма-ало…
– Налетаешься еще.
Володя нацепил парашют и полез в кабину.
Сразу два инструктора принялись ему объяснять, что да как. Орехов только кивал. И вот…
– От винта!
Взревел могучий мотор, полутораметровые лопасти слились в сверкающий круг.
– Две тыщи лошадей! – провопил Котов, придерживая рукой пилотку. – Вот, где моща!
«По-7» медленно вырулил на взлетку – было заметно, что Володя осторожничает – и вот, все быстрее и быстрее, покатил, легко оторвался и стал набирать высоту.
Заложив вираж, самолет описал один круг, второй – на аэродром опускался низкий гул – и пошел на посадку.
Сел истребитель мягко, прокатился, зарулил на стоянку и успокоился.
Из кабины вылез лучащийся Орехов.
– Это не самолет! – крикнул он. – Это сказка! Машина – зверь, а слушается!
Пилоты обступили истребитель.
– Управляется как?
– Легко! Не полет, а прогулка!
– А это чего? Пулеметы?
– Деревня! Пушки это.
– Две?!
– Три!
– Ну, вообще…
– Командир, а почему нам эти? А «Ла-5»?
– Володь, – улыбнулся Быков, – ты пересядешь на «Ла-5»?
– Ни за что!
– Пойдемте, разговор есть…
Всей эскадрильей пилоты ввалились в избушку, срубленную для них, и с шумом расселись по лавкам.
Быков зашел последним, оглядев летное поле «Малино-1». Повсюду ревели моторы, «Ла-5» взлетали или садились, или вертелись в небесах – летчики полка осваивали новую технику.
«Ничего, – подумал Григорий, – у нас поновее будет!»
Закрыв дверь, он садиться не стал.
– Намечена секретная операция, – сказал он.
– Какая? – тут же спросил Орехов.
– Спасти офицера.
– Откуда?
– Из концлагеря «Заксенхаузен».
Наступила тишина.
– Так это же в Германии, кажется, – растерянно проговорил Микоян.
– Под Берлином.
Летчики переглянулись.
– Я хочу вытащить из застенков брата.
Сжато прояснив вопросы, заданные и не озвученные, Быков сказал:
– Судоплатов нас прикроет от своих…
– Можете не продолжать, товарищ полковник, – сказал Баклан. – С немцами будем справляться сами. Не впервой, справимся.
Григорий покачал головой.
– Это не приказ, это просьба.
– Товарищ команди-ир! – протянул Орехов. – А вы что думали? Что мы сразу под лавку спрячемся? Страшно, конечно, на рожон-то переть, так я, может, всю службу мечтал в Германии побывать!
– Спору нет, – рассудил Зайцев, – миссия опаснейшая, как ни крути, так ведь война идет! И мы, что тут ни говори, призваны в ряды.
– А товарищ командир решил, что мы тут сразу побледнеем, – насмешливо проговорил Котов, – заплачем, галифе перепачкаем, и придется ему новых пилотов искать!
– Щас получишь, – улыбнулся Быков.
– А давайте, проголосуем! – предложил Гарам, бывший отсекром, то бишь ответственным секретарем – так тогда звали комсоргов
[10]
. – Кто за?
Все дружно вскинули руки.
– Кто против? Воздержался? Единогласно!
– Спасибо, ребята, – серьезно сказал Григорий.
– Не за что! – зашумели ребята.
И потянулись дни ожидания – Судоплатов искал выходы на подполье в «Заксенхаузене», а заодно и к аэродрому Ферботенвальд.
Впустую время не пропадало, каждый день Быков гонял эскадрилью, да и сам умножал часы налета на «По-7».
Реально, классная машина!
И отказываться от такой в угоду Яковлеву или даже Лавочкину было бы преступлением, настоящим вредительством, мелкой корыстью.
Сколько новых побед можно одержать, пилотируя «По-7»!
А сколько жизней летчиков спасти?
Да что говорить…
И все же ожидание выматывало.
Кончился март, повел счет апрель.
Комиссар позвонил, но радость и облегчение, всколыхнувшиеся в Быкове, тут же сменились разочарованием – Судоплатов сообщил лишь, что удалось выйти на блокфюрера из Заксенхаузена, некоего Йоргена Шульца, сочувствующего коммунистам и готового помочь им – за кругленькую сумму.
Четвертое апреля. Пятое. Шестое. Седьмое.
Оставалась ровно неделя.
Григорий вовсе извелся, когда на восьмой день его вызвали в штаб. Звонил Судоплатов.
– Все, товарищ полковник! – сказал комиссар с усталым довольством. – С Шульцем мы обо всем договорились, за две тысячи рейхсмарок он сам выведет… кого надо. По… «Запретному лесу»
[11]
все тоже срослось. Все необходимые документы доставит мой человек. Вылет послезавтра, в пять утра. Шульц отработает «получку» ровно в восемь тридцать. Успеваете?
– Вполне.
– Действуйте, полковник. И… удачи!
Апрельская ночь была темна и промозгла.
Техники проверяли машины при свете фонарей, приглушенно матерясь, будто сон отгоняя.
Клацали и лязгали инструменты. Опустошались бочки с бензином – по четыре подвесных бака вешалось под крылья, на сто литров каждый.
Закутанный в плащ-палатку, появился Бабков, мрачный и насупленный.
– Если что, я скажу, что эскадрилья отрабатывает ночные полеты, – пробурчал он.
– Не обижайся, Петрович, – сказал Быков. – Так надо.
– Да понимаю я. «Болтун – находка для шпиона!» Ну, не задерживайтесь…
– Мы только туда и обратно.
Повернувшись, комполка потопал на КП, а Григорий вздохнул и посмотрел на часы.
– Пора.
Всю эскадрилью переодели в кожаные легкие куртки немецкого образца.
Шлемофоны тоже были трофейными – из текстиля.
Такие особенно летом хороши – не взмокнешь.