Толпа тихонько перешептывается. Стоящий перед ней Зейд уже не плачет. Он взял себя в руки, и теперь его облик горд и суров.
На миг Корвина умолкает. Потом объявляет:
– И еще кое о чем нам надо поговорить.
Он дает легкую отмашку, и Зейд возвращается в толпу. Эрик с Дарием шагают к лестнице. Мелькает мысль: не пуститься ли следом? Но тут же передумываю. Сейчас мое единственное спасение – полностью раствориться в толпе, затаиться в тени, укрыться от этого морока.
– Недавно я беседовал с Пенумброй, – говорит Корвина. – У него есть друзья в нашем братстве. Я тоже себя числю среди них. Поэтому считаю, что должен рассказать вам о нашем разговоре.
По толпе проносится шепоток.
– Пенумбра сильно провинился – трудно себе представить проступок более тяжкий. По его халатности была украдена одна из наших книг.
Ропот и стоны.
– Дневник, содержащий сведения о Неразрывном Каптале, его работе в Сан-Франциско на протяжении многих лет, стоял незашифрованным в свободном доступе.
Спина у меня потеет под мантией, а глаза щиплет. Жесткий диск в коробке оттягивает карман, как свинчатка. Делаю вид, будто я тут совсем не при чем. Внимательно разглядываю собственные ботинки.
– Это была грубая ошибка, причем не первая у Пенумбры.
Снова стонут черные мантии. Разочарование Корвины, его досада передается слушателям и гулко разносится по кругу. Высокие темные фигуры сливаются в одну большую угрюмую тень.
Кровожадная стая ворон. Я уже наметил путь к лестнице. И готов броситься наутек.
– Зарубите себе на носу, – чуть повышает голос Корвина. – Пенумбра сам из разряда переплетенных. Его codex vitae стоит здесь на полке, где будет и книга, написанная Зейдом. Но судьба Пенумбры под вопросом.
Твердый и уверенный голос Корвины разносится по залу:
– Братья и сестры, скажу без обиняков: когда ноша столь тяжела, а цель столь серьезна, никакая дружба не защитит. Еще одна ошибка – и Пенумбра будет сожжен.
Толпа ахнула, балахоны принялись коротко перешептываться. Озираясь, вижу: известие это их просто ошеломило. Похоже, Первый читатель переборщил.
– Не воспринимайте свой труд как должное, – продолжает он, чуть смягчив тон, – и неважно, переплели вас или нет. Мы обязаны соблюдать правила. Обязаны работать целеустремленно. Мы не можем позволить себе… Пауза.
– …рассеянность…
Он переводит дыхание. Из Корвины получился бы неплохой кандидат в президенты – ораторствует предельно искренне и убежденно.
– Для нас важен только текст, братья и сестры. Помните об этом. В нем уже заложено все, что нам нужно. Пока у нас есть текст и есть разум, – Корвина поднимает палец и постукивает по лоснящемуся лбу, – нам больше ничего не нужно.
Засим толпа разбегается. Балахоны кружат вокруг Зейда, поздравляют, расспрашивают. Глаза его над грубыми красными щеками еще влажны.
Неразрывный Каптал возвращается к своим трудам. Черные мантии склоняются над черными книгами, затягивая цепи. Возле кафедры Корвина совещается с дамой средних лет. Она размахивает руками, что-то объясняя, он смотрит в пол и кивает. Позади маячит Декл. Ловит мой взгляд. Дергает подбородком, и сразу ясно: пора смываться.
Опустив голову и прижав к себе торбу, шагаю через весь зал, держась поближе к полкам. На полпути к лестнице спотыкаюсь о цепь и падаю на одно колено. Ладонью шлепаю по полу, один из балахонов косится. Высокий такой, с резко очерченной бородой.
Негромко говорю:
– Festina lente.
Потом, очи долу, проскальзываю к лестнице. И через две ступеньки бегу, возвращаясь на земную твердь.
С Кэт, Нилом и Пенумброй мы встречаемся в нортбриджском лобби. Они ждут, восседая на массивных серых диванах. Перед ними на столиках кофе и завтрак. Эдакий оазис здравомыслия и современности. Пенумбра хмурится.
– Мальчик мой! – восклицает он, вскакивая.
Оглядывает меня с ног до головы и поднимает бровь. А, вон в чем дело: я же так и остался в черной мантии. Бросив сумку на пол, стаскиваю балахон. Гладкий на ощупь, он поблескивает в приглушенном свете ламп.
– Ты заставил нас поволноваться, – говорит Пенумбра. – Почему так задержался?
Объясняю, что случилось. Сообщаю, что сканер Бурчалы сработал. Затем вытряхиваю из сумки на столик искореженные остатки машины. Потом рассказываю о церемонии в честь Зейда.
– Переплетение, – говорит Пенумбра, – это редкое событие. Не повезло, что оно пришлось на сегодня.
Тут его слегка передернуло.
– А может, и повезло. Теперь ты лучше понимаешь, какого терпения требует Неразрывный Каптал.
Я подзываю нортбриджского официанта и опрометчиво заказываю овсянку и «Синий экран смерти».
Еще раннее утро, но мне нужно выпить.
После этого я передаю слова Корвины о Пенумбре.
Мой бывший работодатель машет прозрачной ладонью:
– Его слова не имеют значения. Больше не имеют. Важно только написанное на этих страницах. Даже не верится, что все получилось. Подумать только: у нас в руках codex vitae Альда Мануция!
Кэт с усмешкой кивает.
– Тогда за дело, – говорит она. – Распознаем сканы и убедимся, что все в порядке.
Она вынимает из сумки макбук и запускает его. Я подключаю миниатюрный жесткий диск и копирую его содержимое – почти полностью. Мануция перебрасываю на ноут Кэт, но Пенумбру оставляю с ебе. Я не собираюсь сообщать ему, да и никому другому, что сканировал его книгу жизни. Это подождет – если повезет, то и не понадобится. Codex vitae Мануция – вот проект. А книга Пенумбры – просто страховка.
Я ем овсянку и поглядываю, как ползет полоска индикатора. Копирование завершается легким щелчком, и пальцы Кэт тут же начинают порхать по клавишам.
– Все нормально, – говорит она. – Ушло. Чтобы взломать код, нам понадобится помощь ребят из Маунтин-Вью… но мы можем хотя бы запустить Хадуп и перевести страницы в текстовый формат. Готовы?
Я улыбаюсь. Начинается приключение. У Кэт горят щеки: она в роли цифровой императрицы. Ну и «Синий экран смерти», похоже, слегка ударил мне в голову. Я подымаю свой мигающий стакан:
– Да здравствует Альд Мануций!
Кэт отрывисто щелкает по клавиатуре. Изображения страниц разлетаются по далеким компьютерам, где они превратятся в последовательности символов, которые можно будет скопировать и быстро расшифровать. Никакие цепи их больше не могут удержать.
Пока компьютер Кэт раздает работу, я спрашиваю Пенумбру о сожженном кодексе с именем MOFFAT на обложке. Нилу тоже интересно.
– Это был он? – спрашиваю я.
– Разумеется, – отвечает Пенумбра. – Кларк Моффат. Он работал здесь, в Нью-Йорке. Но прежде, мой мальчик, он был нашим покупателем.