Радж не моргает и, вероятно, не дышит.
– Тогда где это все, да? Где это СЗ? Ну, в старых книгах, среди прочего…
Он расчехляет маркер с тонким жалом (откуда его взял?) и рисует на миллиметровочной скатерти.
– …а еще в головах у людей море традиционного знания, мы его обозначаем как ТЗ. СЗ и ТЗ.
Он чертит небольшие пересекающиеся пузыри, надписывая их сокращениями.
– Представьте, если мы могли бы сделать все СЗ и ТЗ доступными для всех в любую минуту. В вебе, на телефоне. Тогда больше ни один вопрос не оставался бы без ответа.
Мне любопытно, что Радж взял на обед.
– Витамин D, омега-3, ферментированные чайные листья, – говорит он, не прекращая рисовать. Сбоку от пузырей он ставит одинокую точку, расплющивая кончик маркера, из которого вытекает черная тушь.
– Это то, что у нас есть сегодня в Большом ящике, – поясняет Радж, указывая на точку. – Но подумайте, какую ценность оно представляет.
– Если бы мы смогли добавить все это…
Он растопыривает ладонь над пузырями СЗ /ТЗ, будто генерал, планирующий наступление.
– …вот это было бы и правда серьезно.
– Радж давно в Гугле, – поясняет Кэт.
Мы не спеша покидаем столовую. На выходе я прихватил еще плюшку, и теперь жую ее.
– Еще до выхода на публичное предложение, и он тыщу лет был ПМ.
Сплошные аббревиатуры тут у них! Но эту, кажется, я понял.
– Постой, – я соображаю. – В Гугле есть премьер-министр?
– Ха, нет, – улыбается она. – Проектный менеджер. Это совет. Раньше состоял из двух человек, потом из четырех, сейчас больше. Шестьдесят четыре. ПМ управляет компанией. Он одобряет новые проекты, приглашает работников, распределяет ресурсы.
– То есть это все генеральные директора.
– Нет, в том-то и дело. Это лотерея. Тебе выпадает жребий, и ты двенадцать месяцев работаешь ПМ. Любого могут выбрать. Раджа, Финна, меня. Перца.
– Перца?
– Это повар.
Ого – это уже эгалитарность сверх всякой демократии. Я понимаю:
– Это как присяжные.
– Не избирают тех, кто еще не проработал здесь года, – поясняет Кэт. – И ты можешь выйти из ПМ, если занимаешься чем-нибудь супер-супер-важным. Но обычно люди относятся добросовестно, без дураков.
Я любопытствую, призывали ли в ПМ Кэт Потенте.
Она качает головой.
– Нет пока. Но я бы с радостью. Понимаешь, шансы не очень. Здесь работает тридцать тысяч человек, а в ПМ входит шестьдесят четыре. Вот и считай. Но он постоянно расширяется. Ходят слухи, его опять могут увеличить.
Теперь я спрашиваю, что было бы, если бы таким манером мы управляли всей страной.
– Вот именно об этом мечтает Радж! – смеется Кэт. – Ну, конечно, после того, как соберет все СЗ и ТЗ.
Кэт качает головой: она относится к этому парню с долей иронии.
– У него есть готовый план, как провести поправку к конституции. Если кто-то и мог бы это провернуть… Поджимает губы.
– Вообще-то, это вряд ли будет Радж.
Кэт смеется, и я вместе с ней. Да, Радж немного чересчур серьезен для американских обывателей.
И я спрашиваю:
– Ну а кто мог бы?
– Может, я, – отвечает Кэт, выпячивая грудь.
Может, ты.
Мы идем мимо ее владений: визуализации данных. Служба примостилась на пригорке: несколько сборных модулей расставлены вокруг небольшого амфитеатра, где каменные ступени ведут вниз, к стене из гигантских экранов. Мы заглядываем сверху. На ступенях двое инженеров с ноутами на коленках смотрят, как на экране пляшет гроздь пузырей, соединенных между собой волнистыми линиями. Раз в несколько секунд пляска замирает, а волнистые связи распрямляются, словно волоски на коже, вставшие дыбом. Потом экран заливает сплошным красным. Женщина-инженер ругается себе под нос и склоняется над клавиатурой.
Кэт пожимает плечами.
– Работа идет.
– А что это у них?
– Не знаю. Может, что-то внутреннее. Наша работа, по большей части, для внутреннего использования.
Кэт вздыхает.
– Гугл такой огромный, он сам себе потребитель. Я делаю в основном визуализации, которыми пользуются другие инженеры, или рекламщики, или ПМ… Она умолкает.
– Сказать по правде, я бы хотела сделать что-такое, чтобы это увидели все!
Она смеется, как будто, высказав это вслух, сбросила какой-то груз.
Мы идем сквозь аллею высоких кипарисов на краю городка – они отбрасывают на дорожку занятную золотистую тень – и подходим к низкому кирпичному строению без всяких табличек, кроме рукописного листка, прилепленного к затемненному стеклу двери:
КНИЖНЫЙ СКАНЕР
Внутри помещение похоже на полевой госпиталь. Темно и душновато. Яркий прожектор освещает операционный стол, обставленный по краям многосуставчатыми металлическими руками. Воздух обжигает, как хлорка. Вокруг стола лежат книги: стопки и стопки книг, громоздящиеся на металлических тележках. Большие и малые; бестселлеры и старье, с виду хорошо вписавшееся бы к Пенумбре. Я примечаю Дэшила Хэммета.
Книжным сканером управляет высокий гугловец по имени Джед. У него идеально треугольный нос над кудрявой русой бородой. Чисто греческий философ. Может, так кажется, потому что на нем сандалии.
– Привет, милости просим, – говорит он, улыбаясь, пожимая руку Кэт, потом мне. – Приятно видеть у нас человека из визуализации. А вы…?
Он смотрит на меня, подняв брови.
– Не гугловец, – признаюсь я. – Я работаю в старом книжном магазине.
– О, круто, – говорит Джед.
Потом мрачнеет.
– Ну, то есть, конечно, простите.
– Простить за что?
– Ну. Вытесняем ваших ребят с рынка.
Он произносит это самым обыденным тоном.
– Погодите, кого?
– Книжные… магазины.
Ну да. Я-то себя к книжному бизнесу не отношу: заведение Пенумбры представляется мне чем-то совершенно иным. Однако…
Я ведь продаю книги. Я запустил в Гугле рекламную кампанию, спланированную для привлечения покупателей. В общем, я влип: я книготорговец.
Джед продолжает:
– В смысле, когда мы все отсканируем, и дешевые читалки будут у всех… книжные магазины никому не будут нужны, так ведь?
– Это такая у него бизнес-модель? – спрашиваю я, кивая на сканер. – Торговля электронными книгами?
– Да у нас, по сути, нет никакой бизнес-модели.
Джед пожимает плечами.