– Всякая крупная идея типа этих – это апгрейд операционки, – говорит Кэт с улыбкой.
Знакомая территория.
– Некоторые из них создали писатели. Говорят, внутренний монолог изобрел Шекспир.
О, с внутренним монологом я хорошо знаком.
– Но, думаю, писатели свою роль сыграли, и теперь обновлять человеческую операционную систему будут программисты.
Да уж, девушка из Гугла в полный рост.
– Ну, и что в следующей версии?
– Она уже в разработке, – отвечает Кэт. – Вот все эти штуки, которые мы можем делать, как будто находимся одновременно в разных местах, и это абсолютно нормально. В смысле – оглянись вокруг.
Я кручу головой и вижу, что она хочет мне показать: десятки людей за игрушечными столиками уткнулись в телефоны, откуда им показывают не существующие, но почему-то более интересные, чем «Гурманский грот», места.
– И в этом ничего странного, никакой фантастики, это…
Она немного сбавляет тон, огонь в глазах затухает. Наверное, думает, что перегнула палку. (Как я это понял? Есть ли у меня в мозгу специальное приложение?) У нее вспыхивают щеки; вся кровь приливает к поверхности кожи, делая Кэт особенно прелестной.
– В общем, – произносит она наконец, – просто я думаю, что сингулярность вполне можно представить.
Ее искренность вызвала у меня улыбку: мне повезло, что эта неунывающая оптимистка сидит со мной тут, в радиоактивном будущем, глубоко под землей.
Я решаю, что пора показать ей прокачанный трехмерный книжный, оснащенный новой возможностью повременной динамики. Ну, вы понимаете: просто прототип.
– Ты сделал это прошлой ночью? – спрашивает Кэт, поднимая бровь. – Впечатляет.
Я не сообщаю, что это заняло у меня всю ночь и кусок утра. Сама-то она, поди, может такое состряпать за пятнадцать минут.
Мы смотрим, как разноцветные огни кружат и вальсируют. Я отматываю на начало, и мы смотрим еще раз. Я рассказываю случай с Имбертом – прогнозирующую способность моей модели.
– Могло быть совпадение, – говорит на это Кэт, качая головой. – Нужно больше данных, тогда увидим, есть ли на самом деле закономерность. То есть, может, это только проекция. Как с лицом на Марсе.
Или как когда ты полностью уверен, что нравишься девчонке, но оказывается, что нет. (Этого я тоже вслух не говорю.)
– Есть еще данные, которые можно добавить к визуализации? Сейчас тут всего несколько месяцев, да?
– Ну, есть другие журналы, – отвечаю я. – Но это не то чтобы данные, просто описания. Понадобится вечность, чтобы вбить их в компьютер. Там все от руки, а я и свое-то с трудом читаю… У Кэт загораются глаза.
– Корпус естественного языка! А я-то искала случая применить книжный сканер.
С усмешкой она хлопает ладонью по столу.
– Притаскивай их в Гугл. У нас есть для этого машина. Обязательно притаскивай.
Она слегка подскакивает на стуле, и ее губы складываются на слове «корпус» в занятную гримасу.
Запах книг
Моя задача: вынести книгу из магазина. Если у меня получится, я, может быть, узнаю об этом месте и его назначении что-то интересное. Но главное: это, может быть, впечатлит Кэт.
Просто забрать журнал домой я не могу, потому что Оливер с Пенумброй тоже в него пишут. Журнал – это часть магазина. Если я захочу забрать его на дом, понадобится веская причина, и я даже не могу представить какая. «Эй, мистер Пенумбра, я хочу написать портрет Тиндэлла акварелью». Ага, сейчас.
Есть и другой способ. Можно взять другой журнал, старый – не IX, а VIII, или даже II, или I. Тоже опасно. Некоторые из этих журналов старше самого Пенумбры, и я боюсь, как бы от моего прикосновения они не рассыпались в прах. Так что последний из заполненных томов, VIII, самый безопасный и логичный выбор… но он при этом все время на виду. Восьмерку ты видишь всякий раз, когда ставишь на полку последний журнал, и я абсолютно уверен, что его пропажу Пенумбра тут же заметит. Так что, может, VII или VI…
Скрючившись за стойкой, я одним пальцем трогаю корешки журналов, проверяя целостность конструкции, и тут брякает колокольчик на входе. Я рывком выпрямляюсь. Пенумбра.
Он разматывает тонкий серый шарф и описывает кривой круг около стойки, постукивая по крышке суставами пальцев и бросая взгляды сначала на короткие полки, потом на Дальнеполочный фонд. Негромко вздыхает. Что-то будет.
– Сегодня тот самый день, мальчик мой, – произносит он наконец, – ровно тридцать один год назад я приступил к управлению этим магазином.
Тридцать один год. Пенумбра сидит за этой стойкой дольше, чем я живу на свете. Это заставляет меня осознать, насколько я новичок в масштабах этого места, мимолетное дополнение.
– Но лишь одиннадцать лет назад, – продолжает Пенумбра, – я поменял имя на витрине.
– А чье там было раньше?
– Аль-Асмари. Он многие годы был моим учителем и работодателем. Мохаммад Аль-Асмари. Я всегда считал, что его фамилия на стекле смотрится лучше. И до сих пор так думаю.
– Пенумбра отлично смотрится, – возражаю я. – Это таинственнее
[10]
.
Пенумбра улыбается.
– Меняя название, я думал, что изменю и магазин.
Но он совсем не изменился.
– И почему?
– Ох, много причин. Хороших и плохих. Отчасти дело в финансировании… я ленился. В былые времена я читал больше. Искал новые книги. А теперь, похоже, мне хватает моих любимых.
Ну, раз уж он об этом заговорил…
– Может, стоит задуматься о закупке каких-то более популярных вещей, – начинаю я. – Существует рынок независимых книготорговцев, и куча народу просто не знает, что ваш магазин есть, но когда узнают, то здесь им особо нечего выбрать. Вот у меня кое-кто из друзей заходил посмотреть, и… у нас не нашлось ничего, что они бы захотели купить.
– Не знал, что люди ваших лет еще читают книги, – говорит Пенумбра.
Он поднимает бровь. – У меня сложилось впечатление, что все читают с мобильных телефонов.
– Не все. Есть множество людей, ну, знаете, тех, кому по-прежнему нравится запах книг.
– Запах! – повторяет Пенумбра. – Когда заходит разговор про запах, считай, дело табак.
Он улыбается – потом ему что-то приходит в голову, и он с прищуром смотрит на меня.
– У вас ведь нет… электронной книги?
Ы-эх. Как будто директор колледжа спрашивает, не лежит ли у меня в рюкзаке травка. Но дружелюбно, будто хочет, чтобы я с ним поделился. А читалка у меня как раз при себе. Я вынимаю ее из сумки. Она слегка потертая, с длинными царапинами на задней панели и с пятнами чернил у нижней границы экрана.