— Ты ступай, а я спать лягу. Нехорошо что-то мне.
Вышеслав понял, что Игорю стыдно показаться Агафье на глаза. Он не стал его уговаривать и пошёл трапезничать один.
За столом Агафья ничего не ела, лишь печально вздыхала и украдкой вытирала слёзы краем платка.
Вышеславу кусок не лез в горло, как будто он присутствовал на тризне.
Неожиданно Агафья произнесла, с нежностью глядя на Вышеслава:
— Как ты сильно на отца-то похож, боярин. Глаза те же и чело...
Вышеслав перестал есть, не зная, что ответить.
— Где могилка-то его? — тихо спросила Агафья.
— Не ведаю, — глухо ответил Вышеслав.
— Засеял Игорь Святославич поле Половецкое русскими костьми, и горя ему мало!
— Игорь тоже скорбит по ратникам и воеводам своим.
— Что-то по нему не видно, — проворчала Агафья, наливая себе вина. — Не исхудал, не отощал. Рожа как вишнёвым соком налита!
Вышеслав хотел заговорить о деньгах, но никак не решался. Агафья сама помогла ему, спросив:
— Страдалец-то наш собирается людей своих из полона вызволять?
Вышеслав торопливо закивал головой:
— Конечно, Агафья Ростиславна. Игорь всюду гривны собирает и злато, какое есть. Много уже насобирал. Были мы с ним и в Чернигове, и в Трубчевске.
— У меня тоже возьмите, — сказала Агафья, поднимаясь из-за стола. — Казну свою вам отдаю и то, что люди принесли. Все хотят верить, что их ладо ненаглядный в сече уцелел и в полон угодил. Веры-то хватит, но хватит ли злата-серебра на всех пленников?
Агафья всхлипнула и покинула трапезную.
Глава двадцать четвёртая
«ЖИВИТЕ В РАДОСТИ!..»
Посланьице Ольги Глебовны Вышеслав передал Ефросинье, прибыв в Новгород-Северский из Рыльска. Он хранил ту бересту в рукоятке кинжала, где было потайное отверстие для яда. Вышеслав снял этот кинжал с убитого половецкого военачальника после освобождения Путивля войском Святослава Всеволодовича.
Вышеслав и не подозревал, что этот жалкий клочок бересты попадёт случайно к Игорю, который прочтёт написанное на ней. Не могла этого предвидеть и Ефросинья.
Вместо того чтобы уничтожить записку, она спрятала её в свой нательный амулет, подаренный той же Ольгой.
Амулет из червлёного серебра с изумрудом можно было открывать и закрывать, как две половинки пустого ореха. Ольга хранила в нём греческие благовония. Вместе с благовониями она и подарила амулет Ефросинье на Рождество. Благовония давно закончились, и Ефросинья положила внутрь берестяное послание...
Однажды — это было в начале зимы — Ефросинья забыла амулет в бане. Игорь, парившийся в тот раз после жены, случайно нашёл его и прочитал запуску.
Весь день Игорь не показывал вида, что амулет у него.
Лишь когда Ефросинья занялась его усиленными поисками, Игорь позвал супругу в светёлку, примыкавшую к их ложнице. Там он достал амулет, вынул злосчастную бересту и вслух прочитал написанное:
— «Любимая Фрося! Остаюсь в печали, узнав о твоей беде. Виделась с твоим Вышеславом. Как я завидую тебе, милая! У него поистине ангельское лицо. Не то, что у моего Всеволода. Поздравь меня с дочкой! Вечно твоя Ольга».
Игорь учинил жене допрос ядовитым голосом, каким обычно разговаривал с проворовавшимися тиунами и мошенниками, взятыми на торжище с поличным.
— Какое трогательное послание, Фрося. От него так и веет извечной женской скрытностью и привычкой — старой, как сей мир! — покрывать грехи своих близких подруг. Ответь же мне, любимая жена, почто Ольга пишет, что завидует тебе? И почто она называет Вышеслава «твоим»?
Игорь глядел супруге прямо в лицо, стоя перед ней с запиской в руке.
Ефросинья накинула себе на шею цепочку с амулетом и смело подняла глаза на мужа.
— Мне говорить правду или искать оправдания для Ольги? — спокойно спросила она.
— Не нужно этих философских мудростей! — рассердился Игорь. — Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, дражайшая супруга. Молви правду!
— Правда в том, свет мой, что жена и муж — одно и то же, — пожав плечами, сказала Ефросинья. — Так, Ольга часто называет Всеволодовых гридней своими. И я, бывало, называла своими твоих дружинников — ведь они и мне служат. Разве не так?
— Так, — согласился Игорь. — Но почему завидует Ольга? И почему она восторгается «ангельским лицом» Вышеслава?
— Разве Вышеслав не красив? — В голосе Ефросиньи прозвучало недоумение от того, что ей приходится объяснять очевидные вещи. — Он всегда нравился Ольге больше, чем собственный муж. Неудивительно, что она упоминает его ангельское лицо. Сколько раз я встречалась с Ольгой наедине, столько раз она заводила со мной разговор о Вышеславе. Извини, милый, что я посвящаю тебя в женские тайны.
— И всё-таки она завидует тебе, Фрося! — наступал Игорь. — Вот что настораживает. Лучше расскажи всё сама, моя радость. Коль я до всего дознаюсь, тебе не поздоровится, да и Вышеславу тоже.
— Всё же ясно, Игорь. Я вижу Вышеслава чаще, чем Ольга, поэтому она и завидует мне. — Ефросинья небрежно пожала плечами.
Игорю хотелось верить Ефросинье. Но где-то в глубине его подозрительной натуры таился червь сомнения, который не давал ему покоя. Игорь знал, сколь умна его жена. Он всегда ценил её умение убеждать. К тому же Игорь прекрасно знал, насколько близки по складу характера и образу мыслей Вышеслав и Ефросинья.
«А ведь между ними давным-давно могло завязаться нечто большее, чем просто дружеская приязнь, — думал он. — Я увлекался разными женщинами и попросту не замечал, как они тянутся друг к другу. Тянутся, как две виноградных лозы! И ведь они много раз оставались наедине. А в Путивле и до и после похода Г Лукоморью жили бок о бок под одной крышей!»
Игорь хотел было учинить такой же допрос Вышеславу, но передумал.
Вышеслав не менее умён, конечно же, он выпутается, не зря ему преподавали в монастыре риторику и философские выкладки хитроумных греков. Ещё более глупо пытаться допрашивать Ольгу, которая души не чает в Ефросинье и с радостью возьмёт любой её трёх на себя.
Ефросинья понимала, что творится в душе у Игоря, ибо достаточно хорошо узнала его за годы супружества. Она хоть и видела, что убедила мужа логикой своих рассуждений, но чувствовала: не смогла заставить его поверить себе. Это означало только одно: Игорь постарается, рано или поздно, найти доказательства греховной связи. А это неизбежно приведёт его в Путивль...
Сознавая, что ей легче доказать свою мнимую безгрешность здесь, в Новгороде-Северском, Ефросинья решила действовать, понимая, что Игорь сам желает поскорее разрешить мучительные сомнения...
— Меня оскорбляет твоё недоверие, Игорь, — как-то вечером строгим голосом сказала княгиня. — И это теперь, когда между нами возобновилась привязанность, как в наши юные годы. Если это предлог, чтобы всё разрушить, то так и скажи. Я не стану досаждать тебе своим присутствием. — Голос Ефросиньи дрогнул.