– Первый!
– Так, ладно, – решил я, – ты, который… да, ты, двигай в комнату. Косой, присмотри за вторым.
– Присмотрю.
Стоило нашему Хаймовичу под дулом моего пистолета переступить порог комнаты, как раздался изумленный возглас:
– Он пропал!
Раздалась длинная очередь. Выскочив из комнаты, Хаймович отвел ствол Косого в потолок.
– Не стреляй! Подожди, не стреляй!
– Это еще почему?! – ощерился Косой, но стрелять прекратил.
– Я думаю, он неопасен, – ответил Хаймович. Издалека донеслись какие-то звуки, явно не человеческие.
– Это он смеется так, – кивнул я.
– Да кто он?
– Думаю, что это примат. Обезьяна, попросту говоря, – продолжил Хаймович. – Тут, ребята, я прочитал кучу любопытных вещей, суть которых сводится к экспериментам над обезьянами. Эти лаборатории получали совершенно новые виды живых существ, обладающих необычными свойствами. Думаю, что это существо…
Хаймович не договорил, внезапно запнувшись и уставившись на табличку рядом с дверью. Мы прочитали вместе: «№ 148 – Химеры».
* * *
Совещание проходило в центральном кабинете. Хаймович восседал за столом, а мы с Федей на нем сидели. Вещал тоже в основном Хаймович, а мы вникали. Посреди стола лежал план подземелья с жирным пятном посередине. Это я тушенкой капнул, за что получил подзатыльник, и в ухе теперь звенело.
– Что, судари мои, мы имеем? А имеем мы план эвакуации из известного нам подземелья. На котором указано, что четвертый этаж полностью занимает лаборатория биотики. В двух словах поясню: там препараты изготавливались весьма ценные и жизненно важные, что-то типа лекарств.
Косой откровенно зевал и болтал ногой.
– И зачем они нам? – спросил он, прикрывая рот ладонью. – Хода туда всё равно нет.
– Ну, во-первых, от болезней и травм никто из нас не защищен, а во-вторых, наша задача найти и открыть проход. Исходя из плана, прямо над нами находится командный пункт. Добравшись до него, мы сможем, возможно, отключить защиту.
– Хаймович, ты как хочешь, а потолок мне долбить скучно. Даже на пару с Толстым…
Я откашлялся, крошки от сухарей не туда попали.
– Мне тоже кажется, что пути надо искать другие. А по поводу командного пункта сильно сомневаюсь, что там просто будет. Этот аппарат ты взломать не смог, – кивнул я в сторону раскрытого книжкой агрегата.
– Возможно, – старый забарабанил пальцами по столу. – Эх, где моя молодость… В свое время была замечательная программка Нортон Коммандер, щелкала пароли, как семечки.
Ставишь в биосе загрузку с диска, подминаешь систему, ставишь свой пароль, и всё. Перезагрузка. Вот, помню, принесли мне как-то мальчишки комп запароленный. Ломаю, захожу, а там документы ФСБ. Ума не приложу, как они умудрились его спереть. Впрочем, это всё лирика, какие будут соображения?
Это что-то новенькое. Сроду дед ничьим мнением не интересовался. Надо что-то соображать, пока не заставил потолок долбить.
– Есть еще большой лифт, ну тот, в который пулемет упал и Лом… – Я замялся, представляя, что творится в этой кабинке.
– Правильной дорогой идете, товарищи, – оживился Хаймович.
– Ты че, Толстый? Рехнулся? Там мух как в сортире!
– Совсем необязательно вызывать кабинку, – перебил Косого Хаймович. – Ремонтная лестница, думаю, идет до самого низа, нужно просто подняться по шахте на нужный этаж. Можно сначала на второй и попытаться отключить защиту. Как ты, Максим? Справишься?
А что мне оставалось?
– Назвался торком, полезай в пекло. Попробую… Большой лифт оказался рядом с лестничным маршем, закрытым пеленой.
С дверями разобрались обычным методом – спинку стула в щель и поворачиваем. Дед, вооруженный ярким маленьким фонариком, который он назвал электрическим, взялся мне посветить. Заглянул во чрево лифта. В лифте пахло. Над головой гудело не очень высоко, что не радовало. Когда Хаймович посветил наверх, выискивая двери второго этажа, гул усилился. Я отшатнулся назад.
– Хаймович, убери от греха подальше свой свет, дай к темноте привыкнуть. Двери я запомнил и так сориентируюсь.
Косой втащил меня назад за руку и, сняв с шеи автомат, протянул его мне.
– Спасибо Косой, но мне с пистолетом сподручнее, если что.
Федор нервничал.
– Моисей Хаймович, стоит ли пелену убирать? Она ведь единственная преграда для роя. Толстый, не дай бог, ее отключит, и всё…
Тот потер ухо, потеребил в задумчивости нос.
– Есть такая вероятность, поэтому, Максим, найди сначала командный пункт, ищи дверь с табличкой, он может быть обозначен просто двумя буквами КП. Осмотри всё, документы найдешь, и назад. Потом думать будем. И смотри, без самодеятельности, – молвил дед и погрозил длинным узловатым пальцем.
* * *
Дальше – дело техники и сноровки. Поднялся по лестнице. Прыгнул. Уцепился подушками пальцев за чуть заметный порожек. Нащупал центр проема. Вогнал меж дверей правую кисть, потом левую. Начал разжимать двери, одновременно подтягиваясь.
Хлоп. И уже бока мои между них. Пять минут – и мы на месте. Тот же коридор, те же стены.
Похоже, этот этаж – близнец предыдущего. Сколько раз замечал. Дома разные, помещения в них тоже по-разному устроены. Но взять любой дом: что первый этаж, что последний – комнаты все одинаковые. Бодро затрусил по коридору, изучая таблички на дверях и время от времени заглядывая в кабинеты.
Заглянув в один из кабинетов, инстинктивно отпрыгнул, захлопывая перед собой дверь и прижимая ее плечом. Мама дорогая! Торк! Не к ночи будь помянут. Перевожу дыхание и лихорадочно соображаю, что делать. Зря я от автомата отказался. Не может быть, чтобы он тут живой был да еще дверь за собой закрыл. Шума нет, и клешнями в дверь никто не стучит. Тихонечко приоткрываю дверь и заглядываю в щелочку. Так и есть! Дохлый! Стоит себе на подставке, под клешнями две подпорки из арматуры. Рядом еще парочка, размером поменьше. На столе под стеклом вообще малюсенький, с ладонь размером, и надпись непонятными буквами. Детеныш, наверное. Надо бы пару листов бумаги прихватить отсюда для деда. И все-таки надо быть поосторожней, что-то внутренний слух молчит. Там, где дохлый, можно и на живого нарваться, как внизу нарвались же на Циклопа да Химеру. Странная парочка, сколько они тут прожили, страшно подумать.
Так, в раздумьях, и побрел, уже не торопясь, а тщательно сканируя пространство вокруг. Чувство опасности молчало, окаянное. Может, и зря я запаниковал, но повстречаться с живыми торками, да еще и в узком коридоре – не предел моих мечтаний. Слабое место у них только глаза, а попробуй попади из пистолета. Стрелок из меня аховый. Если только в упор?
Тишина. Гнетущая тишина. Где-то капает вода из незакрытого крана. Машинально отмечаю, что надо бы посудину подставить, чтоб зря вода не пропадала. И тут же себя одергиваю. Какая тут, на фиг, посудина? Не в городе же. Воды здесь, похоже, немерено. Какая, однако, расточительность. В детстве мы под все самодельные капельницы чашки подставляли, знали их все наперечет в округе и делили потом воду по глоткам. Жора-обжора не раз по голове получал за то, что глотнуть больше других старался. Однажды засекли его, как он втихаря воду из капельницы загодя выпил. Озверели пацаны. Пинали его, пока он шевелиться не перестал.