Снова жест. Снова символ и привычная, но почти забытая за долгие годы мирного полусна вязь слов. Рывком вскипающая в крови сила: струящаяся во всём живом, сгущённая предками в звук, сплетённая теоретиками в слова заклятья и обкатанная на губах тысяч магов, стихийных колдунов древности и выпускников закрытых институтов.
Остаётся надеяться, что он почует движение этой силы и придёт, чтобы забрать новое подношение.
Глаза мага, закрытые бельмами, были обращены к золотому утреннему небу, но обострённый до предела слух уловил далёкое дыхание трясины, выпускающей своего хозяина. Глубинный тяжёлый гул его приближения.
Маг упал на колени, медленно приходя в себя после магического ритуала. Болото казалось тихим и спящим, но он уже знал, кто грядёт из его глубины на зов человека.
Мшаник вырос перед ним в одно мгновение могучим изумрудным утёсом, чудовищным смрадным слизнем, за века обросшим пластами торфа и зелёной травянистой шкурой. Громада нависла над магом, не обращая внимания на мёртвое тело. Покойник никуда не денется, а свежая кровь куда слаще холодного бурого студня в венах мертвеца.
Маг рванулся, откатываясь за кочку, на которую почти тотчас обрушилась могучая лапа хозяина болот. Пасть, заполненная тысячами мелких чёрных сучьев-зубов, распахнулась во всю ширь. Мага окатила волна смрадного дыхания. Он трясущейся рукой вытащил из кобуры пистолет и выстрелил. Пуля вырвала кусок мха, из-под него засочилась бурая жижа, но мшаник даже не покачнулся. Человек снова спустил курок. Послышался щелчок – осечка.
Тот, кто осмелился колдовать на болоте, в самом центре проклятой поляны, прикрыл глаза, готовясь к смерти. Пожалуй, даже радуясь ей, как избавлению от мучительной боли, что ежедневно причиняла кровоточащая рана прошлого.
Но тут мшаник заворочался, потеряв к нему интерес. Что-то другое привлекло внимание древнего монстра. Его пасть захлопнулась, чтобы открыться с другой стороны. Монстр с рёвом обрушился назад, на кого-то, невидимого магу. Может, кто-то из кармановцев, на беду, поторопился и вышел из лесу, не дождавшись товарищей?
Не думая о судьбе несчастного, маг вскочил на ноги и бросился прочь, проклиная себя, но не раскаиваясь в содеянном. Теперь, когда мшаник проснулся, все смерти спишут на него.
Москва. Октябрь 1960 г
Бросив прощальный взгляд на могилу Виктора Арнольдовича, «серафимы» двинулись к воротам кладбища. Сима шла чуть позади. Ей хотелось видеть перед собой пёструю стайку подруг, от этого становилось спокойнее. Маша тоже поотстала и пошла рядом.
– Сим, ты как? Держишься?
Староста седьмой кивнула, чуть ускорив шаг. Ждала, что подруга заговорит о нём – Викторе, – о его последних днях, о том, как он ушёл. Приготовилась лгать с показным равнодушием. Но Маша не заметила её смятения.
– Сим, мне помощь твоя нужна. Я понимаю, сейчас надо с делами Виктора Арнольдовича всё решить, бумаги его разобрать. Это дело небыстрое, и я пойму, если ты откажешься. Но мне больше не к кому с этим пойти. Думала Отца просить, но… не успела. Поможешь?
– В чём дело-то? – начиная тревожиться, Сима удивлённо посмотрела на Машу. Не привиделись ей перемены в подруге. Никогда раньше Угарова не попросила бы так, не выбирая ситуации, на ходу. Видимо, случилось что-то и вправду не терпящее отлагательства.
– В кармановском болоте, – бросила Маша почти рассеянно. – Там опять… неспокойно. Люди пропадают. Чуть больше года назад одного нашли, поломанного. Я проверила, решила, от того нашего обряда что-то осталось или после зачистки, а бедняга зацепил. Почистили мы место. Потом ещё один, но не отыскали его. Зимой на болоте делать нечего, всё стихло. А летом опять – как ягоды пошли, наши в лес побежали, а там до той проклятой поляны… Двоих нашли мёртвыми, третьего ищем. Точно как в то лето, когда… мы познакомились. Только раньше на болоте были «серафимы». А теперь? Я к хозяйке пошла. Четыре часа меня кошка её по лесу таскала, а вывела на Сашкин холм. Сим, я тебя ни в чём не обвиняю, но… скажи честно, уверена ты, что Саши больше нет?
Староста бросила на подругу взгляд, полный гнева, обиды и такой боли, что Маша тотчас очнулась от своей задумчивости, вцепилась пальцами в запястье Симы и принялась просить прощения. Девчонки, те ещё могли бы такое сказать. Не было их в Карманове в тот день, когда оборвалась окончательно ниточка Сашиной жизни. Не они встретили еле передвигающую ноги, почерневшую от усталости и горя Симу на краю леса – Угарова встречала, почти тащила на себе домой, отпаивала водкой, а потом они вместе плакали. Как могла Маша после того дня засомневаться хоть на секунду, что Сима не упокоила бедную Сашу?
– А мшаник не мог? – спросила Сима, стараясь не подать виду, как задело её Машино подозрение. – Такая тварь за полминуты любого мясом наружу вывернет. Как-то к нам в круг кармановский один такой заполз, так мы с девчонками только втроём оглушили. Его Отцовы печати не держат, старинная силища этот мшаник. Я Виктору говорила – изучать его надо. Его формульная магия не берёт – только дословной надо бить. И чем грубее, тем действеннее. Еле за печати вытолкали. Может, мшаник и поломал кармановцев?
Они замедлили шаг. Идущие впереди «серафимы» по очереди оглядывались, но не решались торопить. За четыре года в институте и одиннадцать лет на болоте научились различать по лицу старосты, когда лучше не соваться – серьезное дело решается.
– Знаю я, как мшаник ломает, Сим. Почему год назад и не стала тревогу бить. Второго тела и по Курчатову не отыскали – точно, мшаник. С Игорем мы его дважды в болото загоняли. Так и прёт из леса на огороды. Те, что за вокзалом. Словно его кто гонит. Корову выпил у Седовых, одну шкуру оставил. Но в наших краях знают, как его отпугивать. Оглушить никак, устранить тоже не можем, вот и гоняем. Да и как его устранить, реликт такой. Его охранять надо, как магический след древности. Я бы его неолитом датировала. Магометрия очень сходная с теми сгустками, что Ноикето обнаружил на Хоккайдо в тридцатом. Не только ты мшаника изучать хотела. Я Отцу писала тоже, он и свои, и твои мысли мне изложил, мы с Игоряшкой покумекали – и вспомнили хороший пугач.
Сима вопросительно взглянула на подругу:
– Моцартом пугали? – высказала она давнюю свою задумку насчёт глушилки на мшаника.
– Моцартом?! – Маша усмехнулась. – Сим, я же кармановская, я не в консерватории, а в огороде выросла. Плачем детским мы его гоняем. Записали на плёнку, громкоговоритель приставляем и крутим, пока не уползёт. Но последнее время поддаётся всё хуже. Словно то, что у нас на болоте проснулось, даже мшаника напугать может.
Сотни вопросов зароились разом в голове Симы: каковы сроки активности? Сделали ли Матюшины магометрию и что намерили? Как обнаружили, что мшаник плача пугается? И кто засел в кармановской трясине, если не мшаник?
– Точно не Сашка, – успокоила сама себя Серафима. – По Сашке двойного Гречина дала, прямого, по связанной сетью Рюмина – Варшавского. После такого не могла Саша подняться. Среди живых надо искать. А если маг? Может, кто силой злоупотребил? – попыталась найти спасительную лазейку для растревоженных мыслей Сима.