Потёмкин помолчал, невольно касаясь пальцами следа от ожога на лице. Рассказывать придётся – если он хочет, чтобы учитель и впрямь помог. И того, о чём он умолчал, много накопилось за прошедшие годы. Много попрятал скелетов по шкафам Потёмкин, и каждый так и норовил произвольно денекротизироваться – сперва Карманов, потом здесь, возле Стеблева… Не хотело умирать прошлое, не желало сдаваться без боя.
Но если о Корсунь-Шевченковской операции Решетников и остальное начальство: и военные, и маги, знали из отчётов почти всё, то о Карманове Потёмкин не решился рассказать правду даже наставнику. Хотел было, когда послал к учителю Машу Угарову с её работой по частному решению. Может, и стоило тогда. Кто знает, возможно, не пришлось бы сейчас стоять перед стариком и держать ответ за ошибки. Не за одни, так за другие.
Наконец, Виктор Арнольдович решился, в его глазах появился странный, холодный блеск. На предисловия время тратить не стал – захочет Александр Евгеньевич разбираться, куда там «Die erste Kolonne marschiert, die zweite Kolonne marschiert» – разберётся, сходит в спецхран, благо допуск позволяет, закажет соответствующее дело. Тогда, помнится, опрашивали всех, вплоть до случайно оказавшихся там рядовых и обозников, протоколировали аболютно всё.
Потёмкин помолчал, перебирая бумаги. Потом отложил их, аккуратно выровняв, словно секунда промедления могла дать ему необходимую решимость, и заговорил, глядя вдаль, словно на невидимый экран, по которому проносились страшные картины конца войны.
– Немцы прорывались из кольца по трассе Стеблев – Шендеровка – Почапинцы и далее на Лысянку. Лысянку фрицы к тому времени уже взяли, танковый полк Беке обтекал её с севера. Изнутри наступали «Викинги» и «Валлония». Бои шли за хутора вдоль дороги. Меня с группой «Звезда» штаб Первого Украинского сразу же направил в Джуржинцы; почти одновременно Манштейн решился ввести в бой «зигфридов». Их перебросили четырнадцатого февраля. Юрген Вульф и боевая группа «Зигфрид» поступила в личное командование генерала Штеммермана, и разыграл он эту карту наилучшим образом. Они обеспечили отход боевой группы «Викинг». Они успевали везде. Когда группа Штеммермана пошла на прорыв от Стеблева на Лысянку, «зигфриды» захватили Хильки. До этого момента группа использовала только испытанные приёмы ведения боя. Семнадцатого они возникли в тылу нашей восьмидесятой танковой бригады. Когда увидел их, сперва подумал…
– Что именно подумали, Витенька? – необычно ласково подхватил Решетников, но Потёмкин лишь махнул рукой.
– Не важно уже, что, Александр Евгеньевич. Не сразу понял, что это они. Так-то мы знали, что на прорыв кольца брошен отряд сильных магов. Но не думал, что Вильгельм отважится дать приказ к трансформации – ситуация у фрицев, конечно, была критическая, однако они давили, могли вот-вот прорвать кольцо. Между Штеммерманом и их первой танковой дивизией в Лысянке и ближних хуторах оставалось семь километров всего. Трансформированные «зигфриды» запросто могли разметать нашу оборону в Джуржинцах, ополовинить третий танковый корпус – и прощай, окружение под Корсунь-Шевченковском. Видел я, Александр Евгеньевич, своими глазами видел, насколько они сильны. Навскидку все семнадцать, если не выше.
– Форма? – перебил Решетников, глядя остановившимся взглядом на залитое солнцем поле и тёмное пятно – тело мёртвого поисковика. Виктор знал, что старый маг видел сейчас то же, что видел он шестнадцать лет назад, и потому ответил чётко и по делу:
– Демоны.
– Крылатые, конечно же?
– Да.
– Так и думал, – зло проговорил Решетников. – Очень похожая формула, стало быть. Я работу Эрвина видел. Расчёты вроде бы правильные, он поначалу шёл по тому же пути, что и я, но потом замечтался, в сторону его повело, с дополнительными переменными начудил. И того хотел, и того, и ещё вот этого. Неплохая была задумка, хоть и пожиже нашей. Но после твоих «ночных ангелов» немцы за Эрвинову формулу в три пасти уцепились. Я потом пытался анализировать. Запрашивал документы, но немцы уверяют, что в архивах по Вульфу и его группе нет ничего. Не удивляюсь. Штеммерман сам был неплохим магом. Может, когда понял, что для прорыва им совсем малости не хватает, пошёл ва-банк. «Зигфриды» могли и не знать, какую формулу им дали. Как они действовали? Слаженно? По единому плану или каждый сам по себе? Нападали по одному или группой? Контроль был за ними?
Виктор Арнольдович потер затылок, словно пытаясь избавиться от тянущей боли, потом невольно снова скользнул рукой по обожжённой щеке.
– Атаковали группой. Несмотря на явную одержимость убийством, сохраняли строй до самого конца. Немцы, одно слово… Однако Штеммерман контроль за ними явно утрачивал – били-то они по-прежнему, как один кулак, а вот направление потеряли. Им бы на Джуржинцы навалиться, а они влево от них ушли, на Петровское. Штеммерман, надо сказать, до последнего держался, хоть и фриц. Эвакуироваться с командованием отказался, сам шёл в боевых порядках пехоты, пытался отозвать «зигфридов», очень настойчиво пытался. Ему б их посадить, чтобы обратно трансформировались, да только они уже вразнос пошли. Налетели на Петровское, закружились там… А расчисти они путь для «Викинга» и «Валлонии», дело б наше и вовсе кисло оказалось. Штеммерман их пытался развернуть, вызывал, требовал обратной трансформации, потом и закрытый магоканал бросил, открытым текстом всё шло. Тут-то Герасимов его и зацепил, зов этот, и мы расшифровали. Два или три раза «зигфриды» атаковали своих. Когда Вильгельм попытался их отозвать, один из демонов убил его, после чего группа полностью переподчинилась вожаку, по всей видимости, Юргену Вульфу. Я такое уже видел, поэтому среагировать удалось быстро. К тому же снегопад помог. На подходах к Новой Буде удалось их запереть.
Сами ведь знаете, Александр Евгеньевич, какие у формулы трансформации температурные рамки – шаг в сторону, и всё. Когда мы их накрыли, двое «зигфридов» успели сильно побиться, но большая часть отряда села-таки, начала обратную трансформацию. Но порог-то они давно превысили, раз в десять, а то и больше. Один прямо на месте умер, и десяти секунд не прошло, даже крылья не сбросил. Мои «серафимы» через три часа уже испытывали сильные боли и галлюцинации при обратной трансформации. Видимо, «зигфриды» были в воздухе более двух суток, а последние двадцать четыре часа – и без компенсирующей магической поддержки. Не говоря уж о возвращении в человеческий облик. Мы их накрыли сетью…
– Рюмина – Варшавского, конечно же, – уточнил Решетников.
– Ею, – кивнул Потёмкин. – Они попытались вырваться, сбросить оболочку. Смогли бы, нет ли – кто знает, но лейтенант Серёгин – головастый парень был, по глупости его Герасимов уже под самым Берлином потерял – догадался огнемётом их встретить. Перепад температур своё дело и сделал. Вот тогда-то мы с герасимовским отрядом их и запечатали. Моим замком. А потом, продолжая держать огнём в общей куче, с трёх сторон дали заклятьем Ясенева в сочетании, опять же, с моим собственным, двухсотметровым, против брони.
– Ясеневым? По снегу? – переспросил Решетников. – А в бумагах написал, что Гречиным бил! Я тебя чему шесть лет учил, Витька?! – Даже не пытаясь скрыть негодования, старик в чувствах перешёл на «ты». – Ясеневым – в феврале! Ладно, сам жив остался!