– Нашел в нижнем ящике тумбочки, – сообщил Джен. – Может, Данила забыл.
– Данила забыл?! – Стюарт задумчиво покачал головой. – Он никогда ничего не забывал. Спорим, он нарочно пинцет оставил! Как чувствовал, что кому-нибудь пригодится! Ладно, опять скажи «А», – велел он Лёльке.
Лёлька сказала.
Этими щипчиками Стюарт вытащил ость мигом.
Лёлька, прохрипев «спасибо», решила наконец задать вопрос, который ей давно не давал покоя:
– О чем вы говорите? Почему Лина называет всех вас убийцами, злодеями, преступниками – и себя тоже? Почему вы понимаете, о чем речь, а я – нет?!
– Ты свой сон помнишь? – спросил Стюарт. – Ну, тот, из-за которого сюда попала?
– Нет, – покачала головой Лёлька. – Погоди, откуда ты знаешь, что я здесь из-за сна?!
– Потому что мы все здесь такие, – пояснил Стюарт. – Все! – Он оглядел собравшихся ребят: – У каждого свой сон. Но есть кое-что общее. Одно общее. В этом сне мы кого-то убили или совершили другое какое-то страшное преступление. Например, предательство… каждому свое, так сказать.
– Я никого не убивала и не предавала! – сердито сказала Лёлька.
– Не ори! – крикнула Лина, так сильно дернув ее за косу, что у Лёльки слезы выступили на глазах.
Она прижала руку к затылку.
Что-то мелькнуло в голове…
Вроде бы это уже было с ней: кто-то дернул ее за косу, да так больно, что… Что?..
Нет, не вспомнить.
– Эй! – сурово прикрикнул Стюарт. – Угомонись, Лина!
– А ты не командуй! – огрызнулась та. – А она пусть не врет! Не помнит сон, главное!
Она повернула к Лёльке сердитое раскрасневшееся лицо:
– Ты не можешь не помнить свой сон! Ты же из-за него съехала с катушек! Из-за него орала по ночам! Из-за него тебе пришлось обратиться к врачам! Из-за него тебя отправили в санаторий, который оказался Корректором! Что, скажешь, не так?
– Все так, все так! – закивала Лёлька. – И сон был… Но самое ужасное, что я, проснувшись, не могла вспомнить, почему так орала ночью. Помнила только, что кошмар! А о чем – не помнила.
– Не ври! – громко и яростно закричала Лина. У Лёльки даже зазвенело в ушах от ее крика! – У тебя что, вся память в косу ушла? Коса длинная, а память короткая?
– Оставь ты в покое ее косу, – проворчал Стюарт. – Чего пристала? Классная коса, как в сказке! А Данила, между прочим, свой сон тоже не сразу вспомнил. Он мне сам говорил. Вот и Лёлька не помнит. Но, наверное, скоро вспомнит!
– Странное совпадение, – заметил Джен. – Очень странное… Помните, у Стеллы и Максвелла было что-то похожее в снах? И они одновременно полезли в одну петлю… Может быть, и Лёлька окажется там, где теперь Данила?
– Она будет вместе с Данилой?! – аж поперхнулась Лина. – Эта дурочка с косой?! Нет! Это я буду там, где Данила!
– С чего ты взяла? – изумилась Труди.
– Потому что я так хочу! – буркнула Лина.
– Ну мало ли кто чего хочет, – прошептала застенчивая Труди. – Я, может, тоже…
Она осеклась и покраснела.
– Наверное, – лукаво сказал Джен, – все девчонки хотят оказаться там же, где Данила.
Мадлен улыбнулась ему:
– Не все…
– Ого-о! – ехидно протянула Лина. – Тили-тили-тесто?..
– Ты себе эту песенку спой, – спокойно ответила Мадлен. – Ты же в Данилу была влюблена как кошка, бегала за ним, разве что на шею не вешалась! Вспомни, сколько дней ты ревела, когда он в петлю полез!
Лина даже отшатнулась, как будто получила удар по лицу. Покраснела – нет, даже побагровела от ярости, и неизвестно, что бы она ответила Мадлен, если бы не вмешался Стюарт.
– А кстати о тесте! – воскликнул он. – Вернее, о муке! Есть еще одно совпадение между Данилой и Лёлькой. Эта чешуйка в ее горле… Ты пшеничные зерна вручную перемалываешь, да?
Лёлька кивнула.
– Ну вот видишь! – довольно улыбнулся Стюарт. – Я один раз видел, что у Данилы локоть был в муке испачкан. Похоже, он тоже зерна молол…
– Мука, лепешки! – мечтательно вздохнула Труди. – Это классно! А я ем змей.
– Змеи – это вкуснота! – так и подпрыгнул Джен.
Труди буквально перекосило:
– Нашел себе вкусноту. Гадость редкая!
– И правда… – робко поддержала Лёлька. – По-моему, тоже гадость!
– Вы просто не умеете их готовить, – засмеялся Джен. – И не знаете, что такое гадость на самом деле. Гадость – это синтетическая малина. Она похожа на синее-пресинее мыло. Но у него вкус малины.
– А у красных пещерных длиннорослей – вкус черствого хлеба, – грустно сказала Мадлен. – У черных – какой-то рыбы. Довольно тухлой, между прочим.
– Ты это ешь?! – недоверчиво уставилась на нее Лёлька. – Нет, серьезно?! А что такое длинноросли, кстати?
– Что-то вы разболтались, друзья! – сурово произнес Стюарт. – Нам запрещено обсуждать наши занятия, вы что, забыли?!
– Ну хочется же иногда поболтать, пообщаться, – жалобно прошептала Труди.
– Мы и так общаемся, – усмехнулся Стюарт. – Например, сейчас.
– Да ну, что это за общение! – капризно протянула Труди. – Того нельзя сказать, этого нельзя… Надоело!
– А мне надоело на ваши рожи смотреть! – вдруг выкрикнула со злостью Лина. – Ненавижу вас всех! Особенно эту дуру с косой! И вообще, достал меня Корректор! Выездка крабов-вездеходов… Дипломатия при общении с электрическими скатами… Эта саранча, которую мне жрать приходится… Достало все! Дос-та-ло! Пойду копченую салаку свою понюхаю. Хоть понюхаю, если поесть невозможно!
И она побежала к лифту.
Дверцы распахнулись.
Лина вошла.
Дверцы сомкнулись, лифт загудел.
Кабина пошла вниз.
– Что-то слишком часто она уходит эту копченую салаку нюхать, – озабоченно сказал Джен.
– Да уж, – мрачно кивнул Стюарт.
– Как думаешь, она выдержит? Вернется? – шепнул Джен.
Стюарт пожал плечами.
Остальные отводили глаза.
Лёлька смотрела на них, ничегошеньки не понимая, но спросить не смела.
Лина не вернулась.
* * *
Из чащи взвилась стрела – тростниковая стрела птицеглавых! – и пронзенный ею орел-наблюдатель начал медленно падать, планируя на широко раскинутых крыльях.
Так… Это было последнее, что оставалось Даниле от людей, от форта, от надежды!
Орел-наблюдатель убит.
Теперь очередь за Данилой.
«Господи, Господи! – взмолился он, внезапно вспомнив, как бабушка учила его, когда брала с собой в церковь. – Господи, помоги мне, спаси меня!»