Женщины. Разговор не о мужчинах - читать онлайн книгу. Автор: Ольгерта Харитонова, Лолита Агамалова cтр.№ 13

Позже, в 3–5 лет, в период освоения физического мира у девочки возникает потребность все делать самой, что, естественно, она делает не так, как «правильно», а экспериментируя и совершая ошибки. Взрослые или запрещают самостоятельные действия, или прерывают их прежде, чем девочка достигнет успеха, либо дают сделать только то, в чем удача абсолютно гарантирована. Последствие этого — закрепление двигательной беспомощности, которое проявляется в состоянии под названием «лень». Лень — результат обучения через негативное подкрепление («нельзя», «не трогай», «не подходи»). Маленькой девочке не бывает лень играть, гулять или сделать себе бутерброд, когда она хочет есть, в отличие от детей более старшего возраста, когда двигательная беспомощность уже сформирована.

С этим возрастом связан еще один интересный феномен. Если какие‑либо активные действия девочки прерываются криком мамы, то нравоучение, следующее за этим криком, воспринимается некритично, как внушение гипнотизера, которое преобразуется в «формулу беспомощности». Например: «Ты никогда не научишься делать это!», «Вечно ты все портишь!». Эти формулы работают многие годы, как самореализующееся пророчество, пребывая вне критики и осмысления. В семейной психологии их принято называть «родительскими посланиями». И, вырастая, женщина продолжает искренне считать, что «я вечно все забываю», «торопыга», «всегда все теряю», «мне нельзя доверять технику», «женщина не справится с автомобилем», «тебя не возьмут на мужскую специальность» и т. п., и вести себя соответствующим образом.

Наконец, в подростковом возрасте культурные ограничения затрагивают активность в социальной жизни, сферу построения отношений, поиска пределов допустимого поведения. Понятно, что здесь ограничений у девушек гораздо больше, чем у парней. Возникающая при подавлении этой активности беспомощность уже переживается в состояниях более тяжелых, чем лень. Это состояния апатии и депрессии.

Личность становится беспомощной, если привыкает к тому, что от ее активных действий ничего не зависит. Девушка не может изменить ситуацию, когда «все парни хотят одного», когда все время надо быть настороже, но при этом неприятности все равно случатся, на их невозникновение повлиять никак нельзя. Она не может проявлять активность при знакомстве с юношей — это не по‑женски, девушки себя так не ведут. И при этом ее уже запрограммировали на то, что все юноши хотят только секса, что она не может быть им интересна как личность и что приличные девушки в дом к парням не ходят. А если девушка следует всем этим правилам и оказывается без друзей мужского пола, то она сама виновата, что с ней никто не хочет дружить. И тогда девушка приучается думать, что ее неудачи определяются собственными неисправимыми недостатками (например, дефектами воли или интеллекта), а успехи, если они и случаются, зависят от удачного стечения обстоятельств или от действия других людей. Формируется установка: «это в принципе возможно, даже для любого другого возможно — но не для меня». И еще одна: «Мои успехи из‑за вас, мои неудачи — из‑за меня». Женщина относит свои неудачи не только к данным конкретным обстоятельствам, но считает их характерными для любых других жизненных ситуаций, причем как в настоящем, так и в будущем. Выработанная в одной конкретной ситуации, выученная беспомощность распространяется на многие другие, так что личность перестает предпринимать попытки справиться даже с теми задачами, которые поддаются решению: «Я вообще ничего не могу, ко мне никаких претензий!»

Почему‑то принято считать пьесу У. Шекспира «Укрощение строптивой» веселой комедией. Перечитайте — ничего веселого. Он морит ее голодом, говорит нелепости, заставляет поступать по‑дурацки, в итоге строптивая Катарина превращается в покорную жену. С этим мы сталкиваемся не только в литературе. Например, муж полностью обеспечивает жену, не пускает ее на работу, дает ей деньги, но требует предъявления всех чеков. Формально поводов жаловаться нет, да и муж вроде бы прав, он же зарабатывает. Но необходимость постоянно давать отчет приводит женщину к психическим расстройствам.

Выученная беспомощность чаще возникает у людей, склонных к позиции «жертвы» (эта склонность появляется в процессе воспитания и, конечно, у девочек чаще, чем у мальчиков, не потому что девочки, а потому что воспитывают так). Особенно явно это проявляется в ситуации насилия, в том числе семейного насилия. Физическое воздействие, избиение, действует на психику человека, и нужна очень большая уверенность в себе, убежденность в том, что «все зависит от меня», чтобы с этим справиться, воспользовавшись очевидной внешнему наблюдателю возможностью «выпрыгнуть» из ситуации. Увы, для жертв семейного насилия нередко эта очевидная возможность кажется буквально невидимой.

Часто для выработки выученной беспомощности используют другую технологию — искусственно создают ситуацию непредсказуемости. Как этого добиться? Очень просто. В любой религии существует понятие греха, неправильных действий, за которые человек будет наказан. В любой идеологии существует понятие «предательство». В любом воспитательном процессе существует понятие «правила и нормы», в частности понятие «правильная девочка». Грехом объявляется все, что приносит удовольствие, в первую очередь, конечно, секс, но даже и смех, шутки, сладости, все вкусненькое, веселое и запретное. А у людей есть потребность в развлечении и в сладком. И вот так каждый человек оказывается в ситуации, которой невозможно избежать: есть потребность в сексе, в смехе, но все это наказуемо. Осознание собственной греховности давит на психику.

Вспомним высказывание Ницше, его очень любят цитировать: все, что нас не убивает, делает сильнее. И Ницше тут абсолютно не прав. То же состояние выученной беспомощности, конечно, не убивает, но сильнее не делает, оно приводит к развитию соматических и психических расстройств.

Для маленького ребенка успешная стратегия поведения — полное послушание. Ребенок не может сформулировать и понять, почему на стул забираться можно, а на подоконник нет. Поэтому естественно сначала спросить у мамы, можно ли, а потом действовать. Но если при этом не объяснить, почему так можно, а так нельзя, свести все к приказу, к жесткому необъяснимому ограничению, то вот уже почва для выученной беспомощности. Это хорошо видно на примере левшей. Как объяснить ребенку, что надо держать ручку или вилку в той руке, в которой держать их неудобно? Никак, только путем подавления воли. Среди переученных левшей очень много людей безынициативных. Это результат такого подавления.

Как объяснить девочке, что она не должна бегать, прыгать, кричать, лазать и т. п., когда мальчики все это успешно совершают? Только прибегнув к мифическому идеалу «женственности», к аргументу «тыждевочка!».

Еще удобный аргумент — «ты же будущая мать!». Но при этом мальчику никто не говорит, что он будущий отец и поэтому должен немедленно слезть с дерева.

Сандра Липсиц Бем в своей книге «Линзы гендера. Трансформация взглядов на проблему неравенства полов» рассуждает об источниках половых различий. С ее точки зрения разделение труда по половому признаку послужило причиной «появления этих повсеместных половых различий в агрессии через механизм присвоения мужчинами роли воинов, а женщинами — роли заботливых нянек».