– А вы были хоть на одном его концерте?
– Да ну, – сморщилась Лиза, – я такое не слушаю.
– А зря, это бы украсило ваш блог, – с издевкой сказала я.
– Это никому не интересно – классика эта вся, – безапелляционно заявила девушка, – людям изнанку жизни подавай, белье грязное.
– И вы, значит, готовы этим бельем на публику трясти? Ради пары комментариев?
– Пары?! – оскорбилась русалка. – Да у меня читателей почти две тысячи!
– Ну поздравляю. Это успех.
– Да! Это успех. И, между прочим, Свет мне очень помог.
Меня слегка перекосило от подобной откровенности. Было ощущение, что вскоре, открыв Интернет, я увижу фотографии бывшего мужа в интимных сценах – а что, с этой девочки вполне станется. Стало одновременно смешно и гадко.
– Прости, Светик, мне пора, – сдерживая смех, сказала я, отчаянно жалея бывшего мужа, – счастливого вам кинопросмотра.
– Во-во, идем, я же говорю! – оживилась девушка. – До свидания, тетенька. – Это относилось уже ко мне и было сказано явно с целью задеть, но я не обратила внимания – настолько сильно меня распирало от смеха.
Я почти бегом кинулась в противоположную сторону, чтобы не видеть больше того унижения, которому подвергался мой бывший супруг.
Никогда за всю нашу совместную жизнь мне не приходило в голову подавить Светика, затмить его как-то. К чему? Умная женщина никогда не станет самоутверждаться за счет супруга, ей это ни к чему. Она прекрасно понимает, что мужчина – глава семьи, даже если на деле это не так. Но условности диктуют определенную модель поведения. Хотя лично мне и не хотелось никогда затмить Светика, пусть даже собственных заслуг и регалий для этого мне хватило бы с лихвой. Но – нельзя прилюдно унижать мужчину, с которым ты живешь. Потому что этим ты унижаешь прежде всего себя. Нельзя вываливать в интернет-дневники ваши ссоры, его дурные привычки, его неблаговидные поступки и просто какие-то очень интимные вещи вроде любимых носков с Микки-Маусом. Это глупо, пошло и унизительно для обоих. Я прекрасно знала, что Светик, что бы между нами ни происходило, тоже не позволял себе подобного. Наоборот, будучи осведомленным о моей нелюбви к его музыкальной тусовке, он старался сделать все, чтобы я не чувствовала неловкости на каких-то протокольных мероприятиях, где мое присутствие, как его жены, было необходимо. Мы поддерживали друг друга, но звездой всегда был он. И я считала это нормальным, хотя при моем-то характере подобное поведение, конечно, было нонсенсом. Даже бабушка удивлялась. Но я делала это без напряжения и дискомфорта. Самоутверждаться же предпочитала за счет коллег – выигрывая у них дела разной степени сложности. А эта молодая дурочка зарабатывала популярность, в буквальном смысле слова выворачиваясь наружу перед сомнительной интернет-публикой. Мало того – она проделывала этот же фокус со Светиком, а он, совершенно очевидно влюбленный, не отдавал отчета в том, что делает сам и что позволяет делать этой девочке. Жалость к Светику перевесила во мне обиду на него. Надо попытаться как-то ему помочь, но как? Он сейчас не услышит никаких доводов…
Слава догнал меня и долго мялся, прежде чем решился задать вопрос:
– Надеюсь, у него с этой кралей ничего серьезного?
– Вам-то что, Слава? – не совсем любезно откликнулась я. – Светику не пятнадцать лет, он даже был женат.
– Не сомневаюсь. Просто… Как-то странно видеть его в такой компании – после вас.
– Ну, за комплимент спасибо, а остальное – давайте не будем трогать, хорошо? – попросила я, желая закончить неприятный разговор.
Всю ночь мне снилась красноволосая девица с фотоаппаратом наперевес и открытой страницей Живого Журнала в ноутбуке.
Невельсон позвонил неожиданно, я сняла трубку и услышала его взволнованный голос:
– Варвара, мне срочно нужно увидеться с вами, это важно.
– Что-то о Дайан? – мгновенно вскинулась я, но он, погрустнев, сказал:
– Увы, нет. Я написал заявление в полицию, они что-то проверяют. Но никакой надежды нет.
– Не стоит так быстро сдаваться. Нужно отработать все версии. В конце концов, Дайан может вернуться.
– Если бы это было так… Мы можем увидеться?
Я не знаю, что именно в его голосе убедило меня в отсутствии какой бы то ни было опасности, но я согласилась.
Он приехал за мной к офису через час, я села в машину и сразу заметила, как он взволнован.
– Лайон, у вас точно все в порядке?
– Я убит, Варвара. Я совершенно раздавлен, – признался он. – Мне так плохо без нее… Мы практически никогда не разлучались со дня свадьбы, она всегда и всюду ездила со мной, а теперь я возвращаюсь в пустую квартиру, где все напоминает о ней, и знаю, что ее там нет. Это так тяжело…
Я увидела, как из глаз Невельсона покатились слезы. Мне стало отчаянно жаль его – во второй раз за пару дней я испытывала это чувство, которое прежде мне было не очень знакомо. Я положила руку на его сжавший руль кулак и проговорила:
– Лайон, не нужно так. Давайте будем надеяться, что с Дайан все-таки ничего не случилось. Не может человек пропасть бесследно, я в это не верю.
Он повернулся ко мне и прошептал, вытирая слезы:
– Я так хочу верить в это…
– Вы хотели со мной о чем-то поговорить, – напомнила я.
– Давайте поедем ко мне домой, – предложил Невельсон, – я хотел бы кое-что вам показать.
Я согласилась.
Невельсон жил на Полянке в большой четырехкомнатной квартире, убранной так стерильно, что она походила скорее на операционную. Мне даже показалось, что я чувствую запах хлорки. Пока я снимала туфли, Невельсон успел пройти на кухню и вернуться оттуда с бутылкой вина и двумя бокалами.
– Проходите, Варвара, – распахивая двери в просторную гостиную, пригласил он.
В гостиной стоял огромный белый рояль – почти такой, какой был у нас, когда мы жили со Светиком, и я вздрогнула. Уловив мое движение, Невельсон сказал:
– Дайан прекрасная пианистка. Мы часто проводили вечера здесь, и она играла. Я очень любил ее слушать…
– И еще послушаете, я уверена.
– Вы хороший человек, Варвара. Мне намного легче рядом с вами.
Он разлил вино в бокалы и протянул один мне. Я всматривалась в его лицо и пыталась понять, что происходит в душе этого человека. Он так убит горем, что ему любой живой человек рядом кажется спасательным кругом. Подозреваю, меня он привез сюда как раз с этой целью – выговориться в обстановке, которая напоминает ему о жене.
– Вы умная женщина, Варвара… Скажите, ну, как она могла уйти и не оставить мне даже записки? – залпом выпив вино, спросил Невельсон. – Ведь я так любил ее. И она, я знаю, меня тоже любила. Как мне жить дальше?
– Пока нет официального свидетельства о смерти, не стоит хоронить Дайан, – сказала я, чтобы не молчать.