Дело о Золотом сердце - читать онлайн книгу. Автор: Георгий Персиков cтр.№ 58

– Мама ушла, обидевшись на меня, потому что я разбил эту чертову вазу, и когда мама хлестнула меня полотенцем, я крикнул, что ненавижу ее. Я убежал в поле и прятался там, давя злобу, а когда вернулся, она была уже мертва. Я знаю, что вы сможете это сделать. Это не смогли питерские спиритисты, азиатские гашишисты, не смогла водка, женщины не помогли, не помогли убийства. – Великан покачал головой. – Потом, когда я был в Каракасе, узнал про ваше племя. Вы вернете ее, и я смогу вымолить прощение. Мне хватит минуты. – Всеволод замолчал на секунду и, вдруг опомнившись, снова закричал: – Делай это, старик, иначе я все здесь залью кровью. Не дергайся, Еня!

Георгий, попытавшийся было подкрасться чуть ближе, застыл на месте.

– У меня за пазухой, – Всеволод похлопал свободной рукой по груди, – кулек из промасленной бумаги, а в нем патронов еще штук пятьдесят. На всех хватит. А стреляю я ой как хорошо. Так что давай, старик, делай свое дело!

– Задаром ничего не бывает, волосатый демон, даже с помощью чуда. Если хочешь взять что-то из темного колодца, значит, колодцу надо что-то отдать. Нужно чем-то закрыть рану, успокоить боль, – спокойно и назидательно отвечал вождь.

Всеволод усмехнулся.

– Я знаю, что да как, старик. Не переживай. Одно движение пальцев, и та, которая собрала всю любовь этого мира, полетит вниз. А моя мама взмоет вверх.

Родин-старший решительно взялся за шнурок, сцеплявший лямки. Потяни он за шнурок – и Ирина в своей люльке ухнет в бездонный колодец.

Время для Георгия замедлилось. Правой рукой он прижимал к бедру тонкий стилет, незаметно извлеченный из потайных ножен на запястье. Взгляд его метался то на вождя, молитвенно поднявшего руки, то на Всеволода, пожираемого безумием, то на безжизненно висящую руку Ирины.

Мысли бенгальскими искрами вспыхивали в голове. Бросить стилет в брата. Тот рухнет в колодец. Но тогда погибнет и Ирина. Что остается? Броситься вперед, ухватить братца за косматую бороду и ударить кинжалом в грудь. Потом пытаться вытащить Ирину. Попытка безумная, но похоже, что это единственный шанс. Среди этих мыслей настырно пробивалась еще одна, дикая, но такая заманчивая. А что, если позволить ему сбросить Ирину? Георгий тогда сможет впервые увидеть свою маму и тоже попросит у нее прощения за то, что она умерла, рожая его. И может быть, когда мама простит его, вся жизнь изменится. Всеволод его полюбит, и Боря тоже. Все полюбят его, и он больше не будет таким одиноким. Эти мысли приятно баюкали Георгия, они шептали: «Разве стоит всего этого жизнь девушки? Девушки с огненными волосами? Девушки с раскосыми, как у рыси, глазами? Девушки, которая и так уже давно умерла? Ты знаешь ответ, Георгий, конечно, ты знаешь ответ…»

Георгий замер в сладостном непонятном ощущении… Это и горечь, и сильный поток любви, как будто мама вот-вот к нему придет… Он видит, как по щекам Всеволода текут слезы, и понимает, что брат чувствует то же самое…

У Георгия кружится голова, он падает на колени…

– Ну что ты, Севочка, что ты, мой маленький?

Мама подошла к Севе сзади, положила руки ему на плечи, ласково погладила по голове, поцеловала в затылок и вытерла слезы.

– О, вот это лишнее. Плакать не надо. Ты же мужчина, мой старшенький. Почему ты плачешь?

Всеволод начал всхлипывать в голос. Он взял мамину руку в свою и благоговейно поцеловал кончики пальцев.

– Я плачу потому, что ты умерла, мама. Я тебя никогда-никогда не увижу. Мне очень стыдно, ведь последнее, что ты помнила обо мне, это то, что я разбил эту дурацкую вазу…

– Глупенький, конечно, это не так! Я думала вовсе не об этом. Я думала о той прекрасной большой картине, которую ты для меня нарисовал и спрятал в детской за комодом. Там, где я, ты, Борюсик, и Енечка, и папа. На картине написано: «Спасибо за брата или за сестру».

– Но откуда ты про нее знаешь? – прошептал Всеволод. – Я хотел тебе ее подарить, когда ты оправишься после родов.

– Мне папа ее показал. Но тогда моя жизнь перетекла в твоего братика. Конечно, я думала не о вазе, я думал об этой картине, о нашей большой счастливой семье. Да, я ушла от вас, но я всегда была рядом. Ваша любовь меня грела.

Всеволод рухнул на колени рядом с Георгием и, рыдая, закричал, крепко сжимая мамины руки:

– Мамочка, прости меня, прости Борюсика… Мы так любили тебя, нам было так без тебя плохо… А ведь ты даже не видела своего младшего сына, а мы его обижали, ревновали к нему, а ведь ты его даже не видела…

– Ну как же не видела? Я видела его тогда, когда повивальная бабка успела мне его показать, и сейчас я вижу его так же ясно, как всегда. Вы стали большие и красивые. Но за тебя я боюсь, сынок… Ты же знаешь, из-за чего попал на каторгу?

– Из-за любви, мам, из-за любви…

– Любовь еще придет, мой маленький. Будет и счастье, будут и дети. А на каторгу ты попал вовсе не из-за любви, а из-за зелья, которым продолжаешь себя травить… Георгий, – мамины руки ласково потрепали его затылок.

– Мама… – шептал Родин-младший.

– Даже думать такое не смей, – прервала его она. – Я умерла вовсе не из-за тебя. Просто так получилось. Но ты в любом случае не подведи меня. Хотя я и так тобой горжусь, и тобой и братьями, что бы вы ни делали. Вы у меня самые лучшие, самые любимые. Я всегда буду о вас заботиться и вам помогать. Только любите друг друга. А ты, Всеволод, попроси у Георгия прощения за ту историю на мосту. Это было некрасиво, и больше так никогда не делай.

Мамины добрые сильные руки решительно взяли ладони сыновей и вложили их одна в другую.

Заскорузлые пальцы Всеволода и сбитые костяшки Георгия почувствовали поцелуй самых нежных, самых важных в мире губ, а потом в руки опустилось что-то металлическое, тяжелое.

Не веря в случившееся чудо, оба брата медленно подняли головы. Мамы не было, в их ладонях лежала цепочка с кулоном в виде золотого сердца, а Ирина Жернакова ловко и уверенно расстегивала ремни люльки на спине у Всеволода. Очутившись на земле, Ирина медленно, с хрустом потянулась. Георгий и Всеволод смотрели на нее с восторгом и недоумением.

– Вы, конечно, знаете пословицу, – заговорила она своим низким контральто, который почему-то был очень похож на голос мамы, – материнская молитва со дна моря достанет. Я вижу, молитва вашей мамы, – она положила руку на плечо Всеволода, – вытащила вас, Всеволод, со дна ужаса и отчаяния, а вас, Георгий, – она ласково провела пальцем по вспотевшему лбу возлюбленного, – со дна недоласканности и недолюбленности. Она всегда тебя любила, всегда.

– Откуда ты знаешь? – прохрипел Всеволод.

– Потому что меня она вытащила со дна смерти. Я слышу ее голос, и мне даже кажется, что на мгновение я стала ею.

– На наших землях любовь всегда сильнее смерти, – улыбнулся вождь племени карихона. – Дайте сюда Золотое сердце! Ведь оно помогло каждому из вас.