Муссон. Индийский океан и будущее американской политики - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Д. Каплан cтр.№ 14

Нет лучшего символа для сочетания местной патриархальности с космополитизмом Индийского океана, чем построенная к 2001 г. мечеть султана Кабуса в Маскате. В других странах, управляемых единолично, такая постройка легко могла бы выродиться в памятник не вере и культуре, но гнетущей диктаторской власти. Мечеть воплощала бы не эклектику, но манию величия.

Мне вспоминаются мечеть Саддама Хусейна в Мансурском районе Багдада и Дом республики, возведенный в Бухаресте по приказу румынского диктатора Николае Чаушеску. Строительство обоих зданий было доведено только до середины, когда упомянутых правителей низвергли. Оба здания – архитектурные чудовища исполинских размеров, угнетающие своими громадами все вокруг. По сути, они задумывались как сооружения, фашистские по духу. Мечеть Кабуса – совсем иная. Пусть она по-настоящему велика (периметр ее основания – 1000 × 850 м, а главный минарет возносится на 100 м), но, откуда ни глянь, у мечети правильные, почти уютные пропорции, ненавязчиво излучающие дух изящной монументальности. Двинуться через ее двор и вдоль обходных галерей, пройти под остроконечными сводами арок, вытесанных из песчаника столь изысканно-тонко, что кажется, будто их нарисовали на бумаге росчерками быстрого и верного карандаша, – это значит совершить в своем воображении путешествие из одного конца исламского мира в другой: от Северной Африки до Индостана; это значит мельком заглянуть по дороге в Среднюю Азию, а на Иранском нагорье задержаться надолго. Остроконечные, как бы парящие в воздухе своды напоминают об Ираке. Ярусы и балконы-шерефы на минаретах повествуют о старом Каире; поразительно сложные узоры и крашеные окна заставляют нас мыслить об Иберии и Магрибе, а резные деревянные потолки – о Сирии; керамические плитки приводят на память мечети в Узбекистане и Хиджазе (запад Саудовской Аравии); черно-белые каменные галереи говорят о Египте времен мамелюков; темно-желтый песчаник повествует об Индии (откуда его и привезли); ковры, тканные вручную, и мозаика, изображающая цветы, шепчут нам об Иране. Здесь, под резным и золоченым куполом, который вызывает раздумья о дерзком абстрактном модернизме XXI столетия, сливаются воедино образы греческой Византии, Сефевидского Ирана и Могольской Индии. Здесь прославляется не столько сам Оман, сколько место, занимаемое Оманом в культурном и художественном континууме, простирающемся на тысячи километров отсюда во всех направлениях. Здесь самое главное – красота и соразмерность, а не восхваление владыки-строителя, которого здесь видят лишь изредка. И, хотя перед нами молитвенное сооружение – мечеть! – сам дух этого места явно приветствует каждого: добро пожаловать, весь белый свет! Здесь веет океаном, а не пустыней.

Но и этот благотворный дух, этот плод средневековой исламской торговли и других извечных соприкосновений с иными народами – дух, нашедший себе странное воплощение в XXI столетии в лице султана Кабуса, не способен, разумеется, помешать превращению океана в зону конфликта или соперничества между великими державами. А с точки зрения этих держав Оман приобретает все большее значение.

Хотя влияние Омана и уменьшилось в эпоху котла и пара, он постепенно возвращает его себе при помощи обновленных и расширенных торговых портов. Уже издали, за десятки километров, из безжизненных дофарских песков заметны скопления высоких портовых лебедок в порту Салалы. Старинный городской центр Салалы, с обширными рынками под открытым небом и многочисленными харчевнями, источает пряный полуафриканский аромат, присущий близлежащим йеменским городам по другую сторону границы. Но этот Салала становится крупнейшим, всемирно важным перевалочным пунктом для компании A. P. Moller-Maersk, одной из самых больших фирм, занимающихся перевозкой грузов в контейнерах [18] . Похожее расширение произошло и в Сохаре, на другой оконечности Омана. Сохар был родиной Синдбада-морехода и Ахмеда ибн-Маджида; теперь в Сохаре осуществляется один из величайших всемирных проектов портового развития. А еще Сохар – один из крупнейших морских и промышленных центров с капиталовложениями, превышающими 12 млрд долларов. Сохарский порт способен принимать суда-контейнеровозы, имеющие осадку 18 м. Сохар гордится своими комплексами нефтехимических, металлообрабатывающих и снабженческих предприятий.

Достаточно взглянуть на карту, чтобы понять, почему это происходит. Мировое нефтеносное средоточие, Персидский залив, становится все более оживленным и опасным местом. Ему грозит не только вероятная война между Соединенными Штатами и Ираном, но также множество осуществимых террористических замыслов, которые могут затронуть как одно отдельно взятое грузовое либо нефтеналивное судно, так и несколько. Более того, усиление Индии и Китая значит, что Персидский залив становится «спасательным кругом» не только для Запада, но и для Востока. Если однажды Персидский залив закроют для судоходства, близлежащие порты, соединенные с ним железными дорогами либо нефтепроводами, приобретут еще бо́льшую жизненную важность. Например, порт Сохар в Омане, расположенный у самого Ормузского пролива. Оман, этот образец и пример политической устойчивости, рассматривается странами Персидского залива как вероятное связующее звено между ними и окружающим миром. Хотя в XXI в. Дубай может унаследовать роль, сыгранную в XIX в. Аденом – тогдашним величайшим угольным портом Великобритании в Индийском океане, – все же Дубай, стоящий на берегу Персидского залива, географически уязвим. Поскольку для океанских грузовых судов плавание в Дубай означает плавание кружным путем, этот порт скорее может служить перевалочным пунктом не при морских, а при воздушных перевозках [10]. А пока что порт Салала, расположенный в Дофаре, имеет дополнительное преимущество: он находится почти посередине южной оконечности Аравийского полуострова, практически на одинаковом удалении от Индостана и Красного моря: идеальный перевалочный пункт, как во времена древние, так и в XXI в. Сюда не нужно двигаться кружным путем, и потому Салала, с его ремонтными доками, бункерами, складскими помещениями и причалами для грузовых судов, принимает и обслуживает свыше 1500 судов ежегодно. За минувшее десятилетие портовые доходы постоянно росли. Железные дороги и нефтепроводы, сходящиеся в обширных портовых комплексах, бесповоротно покончили с безвластием, царившим в пустыне. И море – тоже, впрочем, покоренное с незапамятных времен ветрами-муссонами – осталось торжествующим победителем.

Маскат, оманская столица, – это череда шелестящих волнами сказочных бухт. Причалы и пристани уходят далеко в воду, которая перед наступлением ночи становится серебристо-синей, завораживающей. Прибрежные дома, построенные во времена Великих Моголов и персов, – белокаменные, с зелеными и золотыми куполами – жмутся к подошвам крутых, зубчатых, меланхолически серых гор. Новейших строений – уродливых и безликих, разрушающих прелесть подобного пейзажа – не видно вовсе. Кажется, от Маската рукой подать до Индии, а вот до недальнего Дубая с его «глобализацией на диснеевский лад» нужно проплыть полсвета.

В главной бухте, где Маскат зародился и откуда пополз вверх по склонам двух каменистых горных отрогов, напоминающих спины допотопных ящеров, высятся изъеденные годами стены двух португальских фортов: Аль-Джалали и Аль-Мирани. Эти укрепления воздвигли в 1587 и 1588 гг. как еще один оплот Португалии в борьбе с турками-оттоманами на берегах Персидского залива. Между фортами белеет дворец Аль-Алам, принадлежащий султану Кабусу. Грозно и симметрично высящиеся над гаванью, оба форта насыщены памятью о прошлом. Задумываешься о циклопических португальских бастионах в Ормузе, Малакке, Макао, Мозамбике – и особенно в Диу, близ северо-западного индийского полуострова Катхиявар (штат Гуджарат) [1]. Оборонительные стены метровой толщины, круглые башни, винтовые лестницы, казематы, похожие на пещеры, запутанные переходы-лабиринты – истинные шедевры фортификационного искусства. И невольно припоминаешь всю невероятную повесть о португальцах. Не только на оманской земле красуются подобные постройки: их довольно много на всем побережье Индийского океана.