Салтыков - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Мосияш cтр.№ 63

Ротмистр и секретарь молчали, не смея осуждать даже поверженного монарха.

— Де Катт, — наконец спохватился король.

— Я слушаю, ваше величество.

— Немедленно напиши в Берлин Финкинштейну о нашем несчастье и что русские идут на Берлин. Пусть вывозит все ценное и спасает мою семью. И дай мне бумагу, я сам напишу брату.

«Милый Генрих, — писал Фридрих. — Я не переживу этого поражения. Последствия этого дела ужаснее, нежели оно само. У меня нет средств к спасению… Мне кажется, все погибло… Я не переживу потери моей родины. Прощай навсегда».

Велев Притвицу отправить пакеты в Берлин и в Минден Генриху с кем-то из гусар, король пожелал остаться один.

Ротмистр уже на улице шепнул де Катту:

— Я бы вам советовал вернуться назад.

— Почему?

— Не нравится мне настроение короля, как бы он не совершил… В общем, ворочайтесь и постарайтесь убрать от него подальше пистолеты.

— Неужели это возможно?

— В его положении все возможно. Ступайте, де Катт. Я распоряжусь пакетами.

Казаки, преследовавшие разбегавшихся пруссаков, возвращались уже за полночь. В лагере еще горели костры, по полю бродили огоньки — лекари с солдатами искали раненых. Но многие уже спали, стомленные тяжелым ратным днем.

У шатра Салтыкова теплился костерок, поддерживаемый денщиком, но сам главнокомандующий спал в шатре на жесткой волосяной попоне.

Лишь лекарям да санитарам предстояла бессонная ночь.

Полковник Краснощеков подъехал к шатру Салтыкова, спросил денщика:

— Почивает сам-то?

— Почивает, — отвечал Прохор. — Уморился.

— Небось уморишся, — сказал Краснощеков. — Вот передай утром ему сумку какого-то офицера прусского, а может, и генерала. Авось пригодится.

— Далеко ли гнали? — спросил Прохор, принимая кожаную сумку.

— Да верст пятнадцать, пока кони могли.

— Короля не пристигли?

— Да нет. Ушел, змей.

— Жаль.

— Знамо, жаль. Може, в Берлине пристигнем.

Сообщение о «преславной победе» при Франкфурте императрица Елизавета Петровна получила в Петергофе и тут же велела подать карету и помчалась в столицу.

Там сын главнокомандующего полковник Салтыков вручил ей реляцию, написанную собственноручно Петром Семеновичем.

Реляция занимала несколько страниц и обстоятельно повествовала о всех перипетиях во время боя, а главное, об особо отличившихся командирах.

Императрица внимательно читала донесение, изредка лишь восклицая:

— Ай молодец князь Волконский!.. Ай умница Вильбуа!.. А Фермор-то, Фермор…

Закончив чтение, она отложила листы, взглянула на канцлера Воронцова:

— Мы не ошиблись в выборе, Михаил Илларионович. Пожалуйста, заготовьте указ о производстве Салтыкова в фельдмаршалы, Голицына в полные генералы, Волконского в генерал-поручики, Румянцеву и другим генералам всем ордена Александра Невского.

— Может быть, отлить медаль в честь этого события, ваше величество? Как ваш отец делал в таких случаях. Тогда б можно было всех отметить.

— Да, да, — обрадовалась императрица. — Спасибо, что подсказали, Михаил Илларионович. Обязательно медаль и всем, всем участникам баталии.

— Что прикажете изобразить на ней, ваше величество?

— Ну это сами решайте, граф. Неужто мне и по таким мелочам голову ломать.

— Я бы предложил, ваше величество, на лицевой стороне ваш профиль, а на оборотной — нашего воина-победителя и надпись: «Победителю над пруссаками».

— Вот и прекрасно, делайте так. И еще, Михаил Илларионович, ныне ж в церкви Зимнего дворца отправить благодарственный молебен при пальбе всех адмиралтейских и крепостных пушек, чтоб было так, как и при батюшке, царствие ему небесное, — перекрестилась императрица и наконец обратила внимание на безмолвно стоящего полковника Салтыкова: — Что, сынок, небось рад за отца? А?

— Очень рад, ваше величество.

— Вот его пример тебе в науку.

— Истина ваша, ваше величество.

— Чтоб был в церкви, вместе поблагодарим Бога за преславную викторию. — Императрица ласково тронула щеку полковника мягкой ладонью. — Ступай, сынок.

Иван Петрович вышел от императрицы с головокружением от свалившегося на него счастья — лицезреть, говорить и даже осязать на щеке монаршую длань. Кому выпадает такое в жизни?

— Я бы на месте главнокомандующего пошел сейчас на Берлин, — сказал Фермору его генеральный дежурный, вызвав улыбку у генерала.

— Может, ты и прав, сынок, — вздохнул Фермор. — Но почему именно мы должны гнать врага? А где же наши союзники? Мы в течение одного месяца, точнее, даже трех недель выиграли два таких сражения — Пальцигское и Кунерсдорфское. Пора, наверно, и австрийцам что-то сделать для общего дела.

— Но этим мы даем Фридриху передышку, и я уверен, он ей воспользуется в полную меру.

Подполковник Суворов был прав. Но где, когда, какой генералитет слушал подполковников?

Секретарь короля де Катт ни на секунду не покидал своего повелителя, и даже ночью, когда они укладывались спать, он подолгу прислушивался к дыханию короля.

Пистолеты, как и советовал Притвиц, де Катт спрятал под свою постель, хотя на них спать было и не очень удобно, но всякий раз, укладываясь, щупал: все ли на месте. Но он знал, что у Фридриха во внутреннем кармане есть яд, и поэтому любой шорох на ложе короля мгновенно будил секретаря, прогонял сон.

— Ваше величество, я здесь, — напоминал де Катт. — Чем могу?

— Спи, — бормотал недовольно король.

Днем де Катт наблюдал за каждым движением короля: не полезет ли он за пазуху за злосчастным пузырьком? И писал министру Финкинштейну: «Его Величество находится в унынии, которое не может не вызвать бесконечного огорчения в тех, кто имеет честь быть к нему приближенным… Положение дел признается почти отчаянным, и сообразно с этим все и поступают».

Каждое утро, едва проснувшись, Фридрих спрашивал:

— Ну как? Идут?

Получив ответ, что враг все еще находится на Кунерсдорфском поле, Фридрих удивленно пожимал плечами:

— Ничего не понимаю.

Но уже на третий дань, вызвав Финка, допытывался:

— Сколько собрали?

— Уже под ружьем более десяти тысяч.

А 5 августа министр Финкинштейн получил от короля письмо: «Если русские перейдут Одер и станут угрожать Берлину, мы вступим с ними в бой скорее для того, чтобы умереть под стенами нашей родины, нежели в надежде их победить. Я решил погибнуть, защищая вас».