В зале поднялся невероятный шум. Байярд, побледнев, вскочил. Уна попыталась удержать его, схватив за руку. Элестер вскрикнул от изумления.
– В тот момент это совсем не привлекло моего внимания, – отчетливо и безжалостно продолжал свидетель. – Боюсь, что теперь я сообщил вам нечто ужасное, а моя неспособность понять смысл увиденного раньше обрекла мисс Лэттерли на невообразимо тяжелое испытание – обвинение в убийстве своей пациентки – и могла стоить ей жизни.
Лицо ошеломленного Аргайла пылало.
– Понятно, – проговорил он сдавленным голосом. – Благодарю вас, мистер Файф. Вам, конечно, нелегко было давать показания, фактически направленные против вашей собственной семьи. Суд признателен вам за эту откровенность. – Если в его словах и содержался сарказм, то едва заметный.
Квинлен промолчал.
Тут же поднялся обвинитель. Он подверг свидетеля бешеной атаке, поставив под сомнение точность его показаний, его побуждения и его честность, но не добился ровным счетом ничего. Тот был спокоен, суров и непоколебим в своих утверждениях. Гильфетер быстро понял, что подобная борьба лишь ослабляет его позицию, и, сердито махнув рукой, вернулся на свое место.
Оливер едва мог держать себя в руках. Ему хотелось так много сказать Джеймсу о его предстоящем заключительном слове – о чем следует говорить и, главное, о чем умолчать. В общем, это нетрудно: нужно сыграть на чувствах, на любви к смелым и честным, и при этом не злоупотребить отношением публики к мисс Найтингейл. Но у адвокатов не было возможности поговорить, и, по некотором размышлении, Рэтбоун решил, что это, возможно, к лучшему. Его коллега все знает и сам.
Выступил защитник Эстер блестяще. В его речи звучали все уместные в тот момент чувства, но в меру приглушенные, скорее скрытые, чем откровенно проявляемые. Юрист раскрывал перед присяжными не свои, а их собственные переживания, и когда он уселся на место, в зале не было слышно ни звука, кроме скрипа его стула. Судья, выпрямившись, предложил присяжным удалиться для вынесения вердикта.
Прошел мучительный, непереносимый час.
Они вернулись в зал бледные, не глядя ни друг на друга, ни на Аргайла или Гильфетера. Никто из них не взглянул и на Эстер, отчего у Оливера упало сердце, и он едва не задохнулся.
– Вынесли вы вердикт, джентльмены? – обратился судья к старосте присяжных.
– Да милорд, – отозвался тот.
– Вы были единодушны?
– Да, милорд.
– Признаете вы подсудимую виновной или не виновной?
– Милорд, мы сочли, что преступление не доказано.
В зале наступила гробовая тишина, от которой звенело в ушах.
– Не доказано? – недоверчиво повторил судья.
– Да, милорд, не доказано.
Судья с недовольным лицом медленно обернулся к Эстер:
– Вы слышали вердикт, мисс Лэттерли. Вас не оправдали, но вы свободны.
Глава 11
– Что это означает? – настойчиво обратилась Эстер к Оливеру. Они сидели в гостиной номера, снятого Калландрой в Эдинбурге на время суда. Мисс Лэттерли предстояло провести у нее еще по крайней мере эту ночь, поскольку решение суда могло быть получено только наутро. Рэтбоун, слишком измученный переживаниями, чтобы позволить себе расслабиться в одном из необъятных мягких кресел, устроился на стуле. Монк стоял, прислонившись к камину: лицо его было мрачно, темные брови сосредоточенно нахмурены. Сама леди Дэвьет выглядела более спокойной. Они с Генри Рэтбоуном молча сидели на софе, друг напротив друга.
– Это означает, что вы и не виновны, и не невинны, – скривившись, ответил Оливер. – У нас в Англии такого вердикта нет. Это мне объяснил Аргайл.
– Они считают меня виновной, но не настолько уверены в этом, чтобы меня повесить, – задумчиво проговорила девушка. – Могут меня судить заново?
– Нет. В этом смысле такой вердикт равносилен оправданию.
– Но люди все равно будут сомневаться, – побледнев, угрюмо заметила медсестра. Никаких иллюзий относительно того, что сулит ей такой приговор, у нее не было, поскольку она уже видела лица зрителей на галерее – даже тех, кто искренне верил в ее невиновность. Разве кто-нибудь станет нанимать сиделку, подозреваемую в убийстве? То, что это убийство, быть может, совершила и не она, вряд ли послужит ей достаточной рекомендацией.
Ее слова были встречены молчанием. Эстер взглянула на Монка. Не потому, что искала у него утешения. Скорее, наоборот: на его лице она могла прочесть худшее, что ее ожидало: горькую, мучительную правду.
Он тоже посмотрел на девушку, и лицо его при этом пылало таким гневом, что на мгновение ей стало страшно. Даже во время суда над Персивалем по делу Мюидора она не видела этого человека в состоянии столь плохо сдерживаемой ярости.
– Я предпочел бы не говорить этого, – очень мягко продолжал младший Рэтбоун, – но дело завершилось весьма неприятно и неубедительно.
Калландра и Уильям заговорили одновременно, но сказанного леди так никто и не услышал, поскольку ее слова были заглушены голосом сыщика – куда более резким и гневным:
– Оно еще не завершилось! Боже милосердный, да что с вами?! – Он обвел собеседников взглядом, слегка задержав его на Оливере и Эстер. – Мы же так и не знаем, кто убил Мэри Фэррелайн. Нам необходимо это выяснить!
– Монк… – начал Рэтбоун-младший, то тот опять с пренебрежительным жестом перебил его:
– Это кто-то из членов семьи.
– Байярд Макайвор? – предположила Дэвьет.
– Сомневаюсь, – вступил в разговор Генри Рэтбоун. – Это выглядит…
– Неубедительно? – с сарказмом произнес сыщик, подражая интонации адвоката. – Весьма. Без сомнения, о нем точно так же скажут «не доказано», если, конечно, дело дойдет до суда. Я, по крайней мере, надеюсь на такой вердикт. Мне-то думается, что виноват этот сопливый щенок Кеннет. Он растратил деньги, подчистил счета, а мать его накрыла.
– Если он сумел упрятать концы, – возразил Оливер, – а, судя по его нахальному поведению, так оно и есть, – мы никогда ничего не докажем.
– Конечно, не докажете, если сбежите в Лондон, оставив Макайвора под угрозой суда… а может быть, и виселицы! – рявкнул на него Монк. – Ведь так вы намерены поступить?
Юрист, внезапно смутившись, посмотрел на него с откровенной неприязнью.
– Должны ли мы, мистер Монк, заключить из ваших слов, что вы собираетесь остаться? – серьезным тоном спросил Генри. – По-видимому, вы рассчитываете добиться чего-то такого, чего не сумели сделать до сих пор?
Худые щеки детектива тронул сердитый румянец.
– У нас теперь гораздо больше оснований надеяться на успех, чем даже вчера. Я намерен оставаться здесь до тех пор, пока не увижу конца этой истории. – Он бросил на Эстер взгляд, смысл которого понять было трудно. – Не бойтесь! Так или иначе, им придется выдвинуть обвинение против кого-то другого, даже если это обвинение не удастся доказать. – Голос его все еще звучал сердито.