– Значит, сторож не может войти ночью в основное здание?
– Теоретически нет. Они никогда не заходят. Но практически,
конечно, мог. У наших сторожей есть свои запасные ключи от дверей. Однако я не
помню ни одного случая, чтобы они появлялись у нас после отбоя, если их
специально не вызывали. Сторожа нормальные люди и понимают, какие пациенты
находятся в нашем хосписе.
– Сколько у вас врачей?
– Восемь человек. Я и мой заместитель освобождены от
дежурства. Остальные дежурят по очереди. Четверо женщин и двое мужчин. Один из
них – наш ведущий сотрудник Сурен Арамович Мирзоян; он как раз специалист в
области онкологии, и я разрешаю ему консультировать и в больнице Николаевска.
Очень толковый врач. Но в ту ночь был другой сотрудник – Алексей Мокрушкин.
Такая немного смешная фамилия. Он самый молодой среди нас. Ему только двадцать
девять. В Николаевске у него живет семья, и поэтому он охотно пошел к нам на
работу.
– Давно работает?
– Уже второй год. Хороший парень, но звезд с неба не
хватает. В семнадцать окончил школу и ушел в армию. В девятнадцать вернулся.
Пытался поступить в институт, ничего не получилось. На следующий год опять не
вышло. Только с третьей попытки поступил, да и то в какой-то провинциальный
медицинский институт в Челябинске. Кажется, там у него работала тетка.
Проучился шесть лет и приехал сюда. Работал в больнице Николаевска на
полставки. А у него семья, маленький ребенок. В общем, попав к нам, был
счастлив как никогда, зарплата выросла сразу в четыре раза. Он, конечно, не
самый опытный врач, но у него есть терпение, которого часто не хватает другим.
В армии он тоже работал в санитарной службе, поэтому решил поступать в
медицинский.
– Ясно. А ваш сторож?
– Асхат Тагиров, татарин. Ему уже за пятьдесят. Раньше у нас
было три сторожа, но один уволился и уехал куда-то на Украину, или, как сейчас
правильно говорить, в Украину. А Асхат остался. Он работает на пару вместе с
другим сторожем – Савелием Колядко. И получают они соответственно по полтора
оклада. Их это устраивает. Нас тоже – не нужно искать чужих людей. Оба сторожа
– люди надежные, работают у нас уже давно. Следят за «зоопарком», как мы
называем нашу живность. Савелий женат, у него дочь и двое внуков. А у Асхата
жена умерла несколько лет назад, а сын живет где-то в Казани. Поэтому он один,
и ему даже удобнее все время быть у нас, вместе с людьми. Он тоже живет в
Николаевске.
– А две ваши санитарки?
– Одна нянечка, другая санитарка. Хотя обе числятся
санитарками. Там оклад немного разный. Старшая – Клавдия Антоновна Димина, она
у нас уже лет тридцать, еще до меня работала. Ей уже под шестьдесят. Очень
толковая женщина, на нее можно положиться. Я обычно оставлял ее в паре с
Мокрушкиным, чтобы она ему помогла в случае необходимости. Она как бы считается
нашей главной санитаркой. А еще молодая – Зинаида Вутко. Она тоже местная,
работает у нас только четыре месяца. Ей около тридцати, раньше работала в
поликлинике, но там оклад небольшой. Разведена, воспитывает сына. Он уже
школьник. Когда у нас освободилось место, Клавдия Антоновна предложила мне
взять эту молодую женщину. Я побеседовал с ней и согласился. Она весьма
дисциплинированная и энергичная молодая женщина. У нас ведь работа тяжелая,
приходится убирать за больными, ухаживать за ними…
– Четверо сотрудников вашей больницы, – подвел итог Дронго.
– Но вы сказали, что в эту ночь было четырнадцать больных?
– Пятерых можете смело отбросить, – сразу ответил Степанцев,
– они просто не смогли бы самостоятельно подняться. Двое вообще были подключены
к аппаратуре искусственного дыхания. Поэтому пятерых нужно убрать. Остаются
девять человек. И все девять – тяжелобольные пациенты, каждому из которых
осталось жить не больше нескольких месяцев. Некоторым и того меньше.
– У вас с собой список этих пациентов? – уточнил Дронго. –
Давайте вместе его просмотрим.
– С чего вы взяли? – удивился Степанцев. – Почему вы так
решили?
– Разве он не лежит у вас в кармане?
– Верно. Он действительно у меня с собой. Но как вы
догадались?
– Вы ведь решили со мной встретиться еще несколько дней
назад, – пояснил Дронго, – значит, готовились к этой встрече, пытались
анализировать, кто из ваших пациентов или сотрудников мог совершить подобное
преступление. Судя по тому, как точно вы знаете, что Мокрушкин учился в
Челябинске, а сын Асхата Тагирова живет в Казани, вы анализировали этот список
долго и тщательно, пытаясь понять, кто из них может быть главным подозреваемым.
– Все правильно, – несколько озадаченно кивнул Федор
Николаевич, – я действительно пытался сам определить, кто мог совершить такой
дикий поступок.
– Преступление, – поправил его Дронго. – Если даже она
погибла за минуту до своей естественной смерти, то это называется особо тяжким
преступлением. Во всем мире.
– Да, наверно. Но непонятно, кому и зачем это было нужно.
– Вернемся к вашим пациентам. Значит, четырнадцать человек.
Молодые среди них есть?
– Трое, – ответил Степанцев, – иногда эта болезнь не щадит и
детей. У нас всего пять пациентов до пятидесяти лет. Мы считаем их молодыми. Но
двое уже не могут самостоятельно ходить, а один при смерти – остались буквально
считаные часы. Вторая женщина под капельницей. Она тоже не смогла бы подняться.
Значит, они отпадают. Остаются трое, о которых я говорил. Две женщины – Эльза
Витицкая и Антонина Кравчук. И мужчина – Радомир Бажич.
– Он серб или хорват? – уточнил Дронго.
– Нет, кажется, он из Македонии. Вернее, его отец из
Македонии, а мать из Белоруссии. Мы потом уточнили, у них в семье
наследственные патологии. Отец и дед умерли от схожей болезни в сорок пять и
сорок семь лет. У них редкое заболевание мозга. Операции делать бесполезно,
можно повредить структуру личности, а химиотерапия в таких случаях просто
опасна. Мы можем только помочь облегчить страдание. Но он еще в состоянии двигаться
и говорить. Хотя понятно, что срыв может произойти в любой день.
– Сколько у него времени?
– Месяц, от силы два. Боли уже начались, мы делаем ему уколы
успокоительного, каждый раз немного увеличивая дозу.
– Простите за дилетантский вопрос. Никто из ваших пациентов
не мог совершить преступление, находясь в стадии невменяемости? После ваших
препаратов может наступить такая реакция?
– Нет. Абсолютно исключено. Мы не даем подобных возбуждающих
средств. Люди и так находятся под диким стрессом, любой подобный препарат может
вызвать просто неуправляемую реакцию. Вы можете себе представить, что многие из
них, даже в таком положении, надеются на чудо.
– Такова человеческая природа. Вы сказали, что две женщины
еще молоды…
– Да. У Антонины проблемы с кожей. Уже появились характерные
симптомы, указывающие на последнюю стадию. У Эльзы неоперабельная онкология
груди.