«Максим» не выходит на связь - читать онлайн книгу. Автор: Овидий Горчаков cтр.№ 26

– Нет. В штабах работала.

– Сама напросилась в этот спецсанаторий?

– Да.

– Родом откуда? – Он подвел ее к набережной.

– Из Луганска. Вообще-то не из Луганска, а из Ростовской области, хутор Ново-Русский. В тридцать восьмом пешком пошла в Луганск, поступила в контору связи. – Говорила она тихо, раздумчиво. – Сначала на побегушках. Смеялись – куда, мол, тебе, деревенской недотепе! Была почтальоном, потом на «ундервуде» стуча ла, потом телеграфным ключом на комбинате «Ворошиловградуголь». Когда немцы подошли, мобилизовали, научили на коротковолновом американском «северке» работать.

– В общем, как в кинокартине «Светлый путь»… Замужняя?

– Нет… Да что это вы меня, товарищ старшина, допрашиваете, точно в Смерше?

Внезапно он притянул ее к себе, теплые губы скользнули по ее щеке. Она стала вырываться, уткнулась ладонями в широкую грудь.

– Да брось ты эти фанаберии! – Он еще сильней обнял ее и с силой, неуклюже и холодно поцеловал. – Брось! Может, через две недели погибать нам!..

Она вырвалась и побежала по лужам. Он вполголоса выругал себя, закурил, поднял мокрый воротник шинели. Внизу, в потемках, слышался сонный плеск реки.

Утром, сразу же после завтрака, у выхода из столовой она подошла к нему – та самая, скуластенькая, некрасивенькая, с черными быстрыми глазами.

– Товарищ старшина! – сказала она, краснея, с несмелой улыбкой. В ту минуту она была почти красивой. – Разрешите обратиться?

– Что еще?

– Младший сержант Печенкина направлена в вашу группу для прохождения дальнейшей службы!

Черняховский секунд пять непонимающе смотрел на нее, потом полез за спасительной пачкой папирос в карман галифе.

– Хорошо! – сквозь зубы, сжав челюсти, сказал он, сделав несколько глубоких затяжек. – Выйдем во двор, Печенкина!

Во дворе он отошел с ней к воротам, туда, где никого не было, и сказал тихо, но жестко:

– Вот что, Печенкина! Что было вчера – забудь. Ерунда на постном масле. Больше ничего такого никогда не будет. Ясно? Вы свободны! – И бросил ей вслед: – Больше жизни, товарищ младший сержант!

Поздним вечером в комнате радисток, когда уже все после отбоя легли спать, подруги спросили Зою Печенкину:

– А тебе как твой командир понравился?

Зоя повернулась к стенке, натянула одеяло на голову и горько заплакала.

Курсанты, выделенные в группу «Максим», уже обучались в школе около месяца. Если прежде они занимались диверсионно-разведывательной подготовкой по десять часов в день, а по вечерам смотрели кинофильмы и танцевали, то теперь группа «Максим» под руководством Черняховского вкалывала от побудки до отбоя. Преподаватели – старший лейтенант Безрукавный, лейтенант Чичкала, сам Черняховский и комиссар Максимыч принимали зачеты у группы по подрывному делу, стрельбе, тактике, топографии по программе Центрального партизанского штаба. Черняховский делился оплаченным кровью опытом… «Глазомер, быстрота и натиск…» – эти три принципа Суворова он раскрывал неустанно. Толковал о большом – о мужестве, стойкости и товариществе, но чаще говорил о малом: как засечь пулемет по струйке дыма, вылетающей из пламягасителя, как отличить шум мотора автомашины от шума мотора танка, как связать «языка» и воткнуть ему в рот кляп.

От некоторых советов командира не только девушек, но и кое-кого из парней в группе бросало в дрожь. Но каждый диверсант-разведчик обязан уметь бесшумно снять «языка». Классные занятия командир чередовал с физической закалкой – сам бегал с ними и подолгу ходил с полной боевой выкладкой в барханах Прикаспия.

Комиссар был неутомим: вел политбеседы, проводил читку газет и журналов, читал ребятам вслух «Радугу» Ванды Василевской и постоянно жаловался Черняховскому:

– Слушай! Что мне еще делать? Ну какой я комиссар – ведь в первый раз!..

Черняховский пожимал плечами:

– И я в первый раз в тыл врага. А в общем, больше жизни!..

Максимыч, этот веселый, простодушный человек, легко и быстро сдружился с группой. К нему, тридцатилетнему коммунисту, стали относиться как к старшему брату, взыскательному, но доброму. Он умел ладить с молодежью – до того, как Астраханский окружком партии командировал его в спецшколу, он работал военруком сельской школы. Неотесанный, даже мужиковатый, он не умел блестяще и звонко чеканить слова. Порой во время беседы он заставлял фыркать Володю Анастасиади своей образной, но не очень грамотной речью.

Однажды Володя получил письмо из дому, из Москвы, от родителей – первое письмо за все время разлуки. Не утерпев, на радостях прочитал письмо Максимычу. Тот выслушал письмо и с невыразимой тоской сказал:

– Вот оно как получается, Анастасьев. (Так он всегда называл Володю Анастасиади.) До Москвы, почитай, полторы тыщи километров отсюда, а родные пишут тебе, а до моих рукой подать, в соседней области проживают, но писать не могут – под немцем они.

И Володька узнал, что в селе Кочкино Заветинского района Ростовской области комиссар оставил молодую жену Олю и годовалого сынишку, старуху мать и всех родных.

– А ты, Анастасьев, слышал, как поступают фашистские каты с большевистской родней? Завтра я вам всем расскажу…

На следующий день члены группы «Максим» собрались на ежедневную политинформацию в красном уголке. На стенах класса висели плакаты: «Народ и армия непобедимы», «Завоеванный Октябрь не отдадим», «Кто с мечом к нам войдет, от меча и погибнет!» А рядом – совсем другие плакаты: «Устройство автомата ППШ», «Ручной пулемет Дегтярева»… Над батареей центрального отопления недавно повесили новый плакат: «За Волгой земли для нас нет!».

После политинформации Максимыч читал группе очерк Шолохова «На юге», опубликованный в «Правде»:

– «…Перед вечером проскакали через деревню ихние мотоциклисты. Потом прошло шесть штук танков, а следом за ними пошла пехота, на машинах и походным порядком. К ночи стала на постой часть какая-то особая: у каждого солдата по бокам каски нарисованы черные молнии, каждый глядит чертом…»

– Обожди, комиссар! – прервал чтение Черняховский. – Кто мне скажет, что это была за часть? Ну, что в рот воды набрали? Больше жизни!..

Все тринадцать курсантов молчали, и вид у них был совсем сконфуженный, как у школьников, не подготовивших урок.

– Эх, вы, разведчики называется! Долбили же вам!..

Хотя Черняховский был всего на десяток лет старше большинства своих подчиненных, он, как это нередко бывает у людей старшего поколения, уже успел убедить себя, что поколение, встретившее войну на школьной скамье, зеленее и желторотее, да и во всех отношениях не чета тому поколению – поколению Черняховского, – которое строило Комсомольск и Магнитку, рвалось в Испанию, воевало в финскую. Ему казалось, что и Володя Анастасиади, и Нонна Шарыгина, и все юнцы в его группе избалованы, «слабы в коленках». Потому и хмурился он и говорил резко, с раздражением, твердо веря, что по-настоящему воевать, да еще в тылу врага, могут только его ровесники.